Замок проклятых - Ромина Гарбер
И не потому, что я старалась отстраниться и ничего не чувствовать, а потому, что я была всего лишь свидетелем.
Я вспоминаю фотографии и свидетельство о смерти, которые нашла в пурпурной комнате. Мое улыбающееся лицо на этой фотографии казалось мне каким-то странным. Я решила, что просто фотография неудачная, но теперь поняла, почему эта улыбка показалась мне какой-то неправильной: у меня никогда не было скола на переднем молочном зубе. Не я горела в черном пожаре – горела моя сестра-близнец.
12 лет назад
– Uno, dos, tres, cuatro, cinco, seis…– Я считаю до десяти, я играю в прятки.– Siete, ocho, nueve, diez!
Досчитав до десяти, я оборачиваюсь, я маленькая девочка.
– Lista o no, aquí voy!– говорю я. Это значит: «Кто не спрятался, я не виновата!»
Я мчусь по кроваво-красному коридору и вбегаю в обеденную залу, потом заглядываю под длинный стол, но там никого нет. Я чувствую аромат чеснока и лука, обжаренных в масле, и проскальзываю на кухню, там две женщины, кухарки, нарезают овощи, что-то запекается в духовке.
– Сеньора просила не солить еду сеньору.
– Я знаю. Шоколадный торт почти готов.
Они говорят по-испански, но я понимаю каждое слово. Мне очень хочется попробовать шоколадную глазурь, но я выглядываю в окно и вижу нечто, что заставляет меня выбежать из замка.
Тяжелая входная дверь распахнута, я выскакиваю в сад. Он цветущий и ухоженный. Я приближаюсь к растению с большими листьями.
– В саду прятаться нечестно,– говорю я по-испански.
И слышу голос, похожий на мой:
– Ты сказала, чтобы я спряталась получше.
Листья шевелятся, и из-за растения появляется девочка. Она выглядит точь-в-точь как я, только у нее сломан передний зуб.
– Нельзя нарушать правила,– спорю я.
– Можно, если хочешь выиграть.
– Так нечестно!– возмущаюсь я.
Мы возвращаемся в замок, и в прихожей вспыхивает кроваво-красная лампочка. Мы поднимаем головы и наблюдаем, как за ней начинает мигать вторая лампочка, потом третья чуть дальше и затем четвертая вдалеке.
– Что это?– спрашивает моя сестра-близнец.
Лампочки продолжают мигать.
– Не знаю,– отвечаю я, и мы бежим вслед за мигающим светом.
Но тут кто-то преграждает нам путь.
– Что случилось? Что за беготня?– спрашивает одна из кухарок.
– Нелла решила…– начинаю я.
– Что Телле нужно заняться спортом,– вмешивается сестра.
– Но мне не хочется выходить на улицу.
– Поэтому мы бегаем здесь.
Мы с сестрой многозначительно переглядываемся.
– Занимайтесь чем-нибудь другим. Вы знаете правило: не бегать!
Кухарка уходит, а мы снова задираем головы и смотрим на лампочки. Они больше не мигают.
Нелла поворачивается ко мне.
– Видишь, правила разрушили волшебство.
Глава 17
Мне трудно осознать то, что я сейчас поняла. Трудно думать и даже дышать. Мне нужно выбраться отсюда. Я хочу взять письмо с собой, но каждый раз, когда я пытаюсь выйти из комнаты, письмо растворяется у меня в руках и вновь появляется на столе. Оно заколдовано, его нельзя вынести из башни. Так же заколдован Себастиан, который не может покинуть замок.
Я оставляю письмо наверху и спешу в библиотеку, и, спустившись по лестнице, выхожу из башни. Я иду по зеркальной комнате и, глядя на свое отражение, не могу отделаться от мысли, что вижу родную сестру. Девушка в зеркале вдруг замедляет шаг, неожиданно отстает от меня. Я моргаю, и иллюзия расплывается.
Я чувствую биение пульса в висках, наверняка разболится голова. Замираю у лестницы с гаргульями, потому что вижу, кто спускается по ступенькам. Беатрис!
Я чувствую себя полуживой, но тетя буквально разваливается на части. Кожа приобрела сероватый оттенок, а белки глаз испещрены красными прожилками. Черная подводка для глаз размазалась по лицу, непослушные локоны выбиваются из пучка. Она выглядит так, словно за пять дней постарела на пять лет. Беатрис в ужасе смотрит на меня, будто увидела привидение. Наверное, потому, что на мне мамин ярко-розовый свитер.
– У тебя все в порядке? – спрашивает она наконец.
Я отрицательно мотаю головой. Мне сейчас очень плохо.
– У меня, оказывается, есть сестра.
Голос срывается на последнем слове, и я судорожно втягиваю в себя воздух. Мне нельзя плакать, я должна поговорить с тетей.
Беатрис не отвечает. Она рассматривает свои пальцы, и я вспоминаю леди Макбет и ее окровавленные руки.
– Как могли они это скрывать от меня? – шепчу я, слезы катятся по моим щекам.
Я злюсь на родителей. Как жаль, что я не могу накричать на них, обвинить во лжи. Слез все больше, и мне приходится глубоко вонзить ногти себе в ладони, чтобы не разрыдаться окончательно.
– Как… – Я всхлипываю. – Как я могла забыть, что у меня есть сестра-близнец. Где она?
– Давай сядем, – говорит Беатрис, и ее голос звучит так же жалобно, как и мой. – Ты плохо выглядишь.
Кто бы говорил!
Мне не хочется подчиняться ей, но тетя идет в обеденную залу, и мне приходится следовать за ней, ведь я должна услышать, что она скажет. Беатрис идет в кухню, а я буквально падаю на стул за длинным столом. У меня будто дыра в груди, через нее из меня вышел весь кислород. Я не могу больше сделать ни шагу.
Тетя возвращается с двумя стаканами воды и садится – на этот раз рядом со мной, не напротив. Между нами совсем маленькое расстояние. Через минуту я понимаю, что она не собирается ничего говорить, поэтому начинаю сама:
– Я знаю про пожар. – У меня сухо в горле, хотя я глотнула воды, которую она мне принесла. – Я нашла пурпурную комнату. И мое свидетельство о смерти.
Я снова отпиваю из стакана, прежде чем спросить:
– Это свидетельство о смерти моей сестры? Ее звали Эстела?
Беатрис качает головой, но ее губы по-прежнему плотно сжаты, будто она повесила на них замок.
– Значит, это мое свидетельство о смерти? – Я произношу это и чувствую, как дрожит моя рука, лежащая на столе.
Беатрис смотрит на мои трясущиеся пальцы и говорит:
– Это фальшивка.
– Ничего не понимаю!
– Твоя мама прислала свидетельство после вашего отъезда. Скорей всего, твой папа подделал документ.
– Но зачем?!
Я вижу мелкие морщинки на тетином лице. Ее маска невозмутимости в конце концов треснула. Время идет, а она молчит, и я понимаю, что она не может говорить об этом.
– Зачем ворошить прошлое? – шепчет она. – Там нет ничего хорошего.
– Все
