У фортуны женское лицо - Валентина Демьянова
– Неужели дела так плохи?
– Хуже некуда! – мрачно отозвался босс. – Твоя отговорка его не удовлетворит. В письмах недвусмысленно указывается, что в Ольговке было спрятано нечто ценное, и он хочет получить от нас ответ, что же это такое! Ясно?
Разом вспомнив рассказ Любы о том, как с нее требовали вернуть письма, я ахнула:
– Вы знаете про письма?!
– Конечно, он мне их показывал.
– А к нему они как попали?
– Купил по случаю.
Начиная понимать, как все на самом деле складывалось, я осторожно поинтересовалась:
– А обратиться к Шенку не вы ли своему знакомому порекомендовали?
– Ты имеешь в виду того парня из архива, что поисками документов занимался? – с явным неудовольствием спросил Павел Иванович, и я, знающая его до донышка, поняла: эта тема ему неприятна. – Я! Ну не именно его, я этого Шенка в глаза не видел, просто посоветовал договориться с каким-нибудь музейщиком, чтобы тот поработал с архивом. Только, знаешь, Шенк меня мало волнует. Тут другая проблема! Как сказать, что клада в Ольговке может и не быть? Он, не дай бог, решит, что я его себе присвоил! Тогда мне не жить.
Последняя фраза прозвучала, как приговор. Не жить – это действительно серьезно. Павел Иванович никогда не был склонен к панике и даже на самые критические ситуации предпочитал смотреть с легкой долей иронии, утверждая, что паника мешает трезво мыслить, а тут... не жить!
О чем в тот момент думал Павел Иванович, можно было только догадываться, а у меня появился вопрос. Очень важный.
– Вы в курсе, что Шенк погиб?
– Да, – ворчливо признал он. – Только тут он сам виноват. Дела так не делаются. Раз уж подписался, так, будь добр, выполняй. А Шенк вдруг заупрямился и наотрез отказался делиться добытой информацией! С ним пытались мирно договориться, но он уперся. Предлагал вернуть аванс и забыть об этом деле навсегда. Наивный! Кому нужны те деньги? Тут результат важен! А мой знакомый – парень серьезный и таких номеров не прощает. Правда, после того случая дело застопорилось. Архив исчез, найти другого помощника в архиве не получилось, у того человека более серьезные заботы появились... И вдруг по Москве пошел слух о зарытых в некоей усадьбе сокровищах! Он решил, речь идет об Ольговке, явился ко мне и потребовал помочь!
– И вы согласились!
– Он мне выбора не оставил!
– Пусть так! Меня зачем под это подписали? Понимали же, что подставляете!
– А кому, кроме тебя, я мог довериться? – раздраженно фыркнул Павел Иванович. – Сам я уже стар для таких дел!
– И я, выходит, надежд не оправдала.
– Ты проблему создала! Что я теперь ему скажу?
Рассуждения Павла Ивановича меня не шокировали. Слишком хорошо я его изучила. Мой учитель злился! На себя! За то, что позволил втянуть себя в сомнительную историю. Он ведь не дурак и понимал, что в их с Шенком ситуациях просматривалось много общего. Павел Иванович подписался под ту же работу и, как Шенк, ее не выполнил. Если Павел Иванович заявит, что ничего узнать не удалось, его таинственный знакомый решит, что старик темнит. А значит, и конец Павла Ивановича ожидал такой же, как Шенка. Мне было жаль бывшего шефа, но себя я жалела больше. Этот разговор окончательно укрепил меня в уверенности, что нужно уйти в сторону. Я уже собралась сообщить об этом, но Павел Иванович спросил:
– Ань, ты ж меня не бросишь?
И от этого жалкого старческого голоса вся моя с таким трудом накопленная решительность мигом испарилась. Скрывая жалость, я огрызнулась:
– Не брошу!
Наташа
Едва въехали во двор усадьбы, как Сурен достал мобильник.
«Армену будет докладывать», – решила я, выбираясь следом. Разминая затекшие с дороги ноги, я стала оглядываться вокруг. В дальнем конце двора возвышался сложенный из белого камня дом. По обе стороны главного здания стояли двухэтажные флигели. В единое целое комплекс соединяли декоративные аркады с остатками балюстрад. Все строения пребывали в плачевном состоянии: выломанные рамы, провалившиеся стропила, обрушившиеся перекрытия. Усадьба до сих пор не исчезла с лица земли только потому, что ее стены были сложены на совесть. Забыв о своих спутниках, я побрела к дому. Постояла у основания лестницы, коснулась рукой перил и осторожно стала подниматься. Один шаг, другой... Пологие ступени услужливо стелились под ноги, отполированный камень приятно холодил ладонь. Добравшись до дверного проема, заглянула через порог и разочарованно отпрянула. Ничего, кроме битого кирпича и развороченной земли, внутри не увидела. Невольно я подумала о людях, которым этот дом когда-то принадлежал. Они здесь горевали, радовались, мечтали, разочаровывались. В общем, жили. А потом им пришлось уйти! Покинуть все, что было дорого, и уйти! Потому что они вдруг стали чужими в своей стране. Потому что экспроприация и то, что они привычно считали своим, им больше не принадлежало. Я почти ничего не знала об этих людях, в дневнике было написано так мало, но мне стало их жаль.
– Спускайся! – донесся снизу голос Сурена.
Чувствуя себя предательницей, я повернулась к дому спиной. Стоило оказаться у подножия лестницы, как поджидавший меня Сурен развернулся и нырнул в арку. Шепотом костеря его неуемную энергию, я понуро потащилась следом. И неожиданно для себя оказалась на сказочном лугу. Густая зелень, щедро расцвеченная золотыми головками цветов, казалась нереальной. Хандру как рукой сняло.
– Красота какая! – не в силах сдержать восторг, крикнула я в спину Сурену. А он даже головы не повернул, чурбан.
Тихо костеря Сурена, я не забывала двигаться вперед. Особо не торопилась, но и явно не саботировала. Сурен умел держать себя в руках, но неповиновения он бы не потерпел. Когда я наконец добралась до строения на берегу, он уже обследовал стены. Здание было небольшим, одноэтажным и очень нарядным. Оконные проемы украшали кокошники, опирающиеся на витые колонны. Обращенный к главному дому фасад венчался крутым фронтоном с овальным окошком в центре. Если не считать отсутствующей крыши, окон и дверей, то сохранился дом неплохо.
– Как думаешь, что тут было?
– Павильон или чайный домик.
Сурен взглянул на меня через плечо. Впервые за время нашего знакомства я уловила в его глазах искру интереса.
– Откуда знаешь? Бабка рассказывала?
– При чем
