Изъян - Алекс Джиллиан
— Ты моя дочь, Ева, — уклончиво начинает отец. — И я всегда чувствую, когда у тебя проблемы. Пожалуйста, не закрывайся от меня. Я желаю тебе только добра и готов поддержать, что бы ни случилось.
— Нет никаких проблем, пап, — вымученно улыбнувшись, заверяю я. — Мы с Сашей немного повздорили. Только и всего. Мелкие недопонимания и ссоры случаются у всех. Мы не исключение.
— Ничего серьезного? — спрашивает отец, бросив на меня пытливый взгляд.
— Абсолютно.
— Ты уверена?
— На все сто, — утвердительно киваю, нанизывая на вилку кусочек сгоревшей яичницы. На вкус она еще хуже, чем на вид. — Я одного не понимаю, пап.… Почему тебя так волнуют мои отношения с мужем? Это выглядит немного… странно, что ли. Нет, я не в обиду. Ты не подумай. Просто иногда меня посещает мысль, что ты боишься не столько за мое благополучие, сколько за Сашино, — поморщившись, проглатываю горькую массу и отодвигаю тарелку в сторону. — Прости, но это невозможно есть.
— Подрастерял навык, извини, — виновато улыбается отец. — А насчет Саши ты не права. Вы оба мне дороги, но ты — мой единственный ребенок, и в любой ситуации я приму твою сторону. Если он обижает тебя, ведет себя странно или позволяет лишнее… — папа вдруг осекается и смущенно отводит взгляд, а у меня по спине несется табун мурашек, и в горле становится сухо, как в пустыне.
Он что-то знает? Или догадывается? Александр обсуждал с ним нашу личную жизнь?
Нет, это бред. Не может быть. Личное мой муж держит под амбарным замком, никому не позволяя совать нос в семейные дела.
Но откуда тогда у отца такие мысли?
Растерянно моргнув, я вскакиваю с места и, забрав со стола тарелки, начинаю суетливо сгребать содержимое в мусорное ведро.
— Саша — идеальный муж, — поняв, что пауза затянулась, ровным тоном отвечаю я. — Идеальный настолько, что порой меня от этого тошнит, — добавляю с ноткой горечи.
— Понимаю, о чем ты, — задумчиво отзывается отец. — Думаю, это оборотная сторона его профессии. Он уверен, что лучше знает, как сделать вас счастливыми. Ну и перебарщивает иногда.
— Не то слово, — невесело усмехаюсь я. — Но мне кажется, что дело не только в его профессии, которая, само собой, накладывает свой отпечаток. Есть что-то еще. Тяжелое детство или конфликты в семье… Ты хорошо помнишь Демидовых? — резко меняю тему, устремляя на отца пристальный взгляд.
Папа озадаченно хмурится, потирая гладко выбритый подбородок.
— Непростые были люди, — нехотя отвечает он. — Замкнутые, высокомерные. Жадные к тому же. На работяг, вроде меня, смотрели как на пустое место. Богачи, одним словом. Хорошо, что Сашка крутой гонор отца не унаследовал. В этом плане тебе с мужем повезло. Но детство у него наверняка было не сахар, поэтому и не любит вспоминать.
— Почему ты так решил? — прищурившись, выпытываю я.
— Интуиция, — пожимает плечами отец. — Сам я ничего такого не замечал. Сашка, вообще, мне на глаза редко попадался. Младший намного чаще мельтешил. Балованный был пацан и странный немного. Как будто с придурью, и взгляд какой-то пустой, не детский.
— Не придумывай, пап. Обычный дружелюбный мальчишка. Мы с ним в тот день играли вместе… — не закончив мысль, запихиваю тарелки в посудомойку и возвращаюсь за стол.
Папа, наоборот, встает и начинает суетливо собираться, словно опасаясь дальнейших расспросов. Зря переживает. Я уже и так поняла, что ничего нового он мне не скажет.
— Пойду я, Ев. Планерка в девять, а еще подготовиться надо, сметы глянуть. Ты береги себя и не пропадай, — торопливо произносит отец и, чмокнув меня в лоб, направляется в прихожую. — И с мужем помирись, — громко бросает он, прежде чем покинуть квартиру.
Невольно вздрагиваю, когда в замке поворачивается ключ, который я так и не забрала… Но сейчас это последнее, что меня волнует. Слишком много странных, откровенно пугающих и подозрительных событий происходит вокруг, что такая мелочь, как ключи, кажется ничтожной во всем этом дурдоме.
На работу собираюсь на автопилоте, стараясь абстрагироваться от зудящих мыслей. Задача почти неосуществима, но я нахожу спасение в будничной суете. Десять минут на душ, пять на прическу, столько же на легкий макияж. Руки двигаются быстро и слаженно, словно принадлежат кому-то другому. Я цепляюсь за механические действия, будто они способны приглушить навязчивые вопросы:
Зачем отец опять объявился в такую рань?
О чем они с Сашей вчера общались?
Связано ли это с кольцом, которое я забрала?
Мой муж в курсе, что его тесть может состоять в секте?
А если он тоже ее участник?
Что если они знают, куда я сегодня собралась, и никакого симпозиума нет?
Мой аналитический мозг привычно расставляет задачи и строит версии, но последняя мысль кажется особенно нелепой и абсурдной, однако прожигает внутренности насквозь. Я резко втягиваю воздух и отворачиваюсь от зеркала, не желая видеть, как в глазах проступает паника.
Стоп. Хватит! Нельзя себя так накручивать. Нужно собраться, иначе я сорвусь ещё до выхода из квартиры.
Одеваюсь так же машинально, как крашусь. Чёрные джинсы, светлая блузка с длинным рукавом, поверх тонкий бежевый кардиган, на ноги удобные кроссовки. Всё предельно просто, неброско, привычно и идеально подойдет для вечернего мероприятия. Если, конечно, Алина не сольется, а такой вариант я не исключаю.
До офиса добираюсь на метро. Серый фасад «Горизонта» встречает привычной суровостью, и эта суровость даже успокаивает. Всё то же самое, что и вчера, и месяц назад. Я прохожу через турникет, киваю охраннику и только тогда впервые за утро выдыхаю свободнее.
Рабочий день пролетает как одно мгновение: звонки, таблицы, отчёты. Загружаю себя задачами под завязку, не отвлекаясь ни на кофе, ни на назойливую Людку Гридасову, не оставляющую попыток вывалить на меня свои проблемы. Ровно в час дня заходит курьер и ставит на мой стол пакет с комплексным обедом и коробку пирожных для отдела. На белой картонке жирным маркером выведено моё имя, и у всех сразу появляется повод повернуть головы. Людка завистливо вздыхает, но на этот раз воздерживается и от комментариев, и от сладостей.
— Обиделась? — протянув ей малиновый капкейк, я миролюбиво улыбаюсь. — Извини, Люд. Работы просто завал.
— А у нас тут по-другому бывает? — с царственным видом приняв пирожное, хмыкает Гридасова. — Кстати, ты в курсе,
