Визит на чай - Беркут

— Что? — Гарри заметил его улыбку.

— Ничего. Может домой прямо отсюда?

Мальчишка на секунду задумался:

— Нет, как обычно.

«Как обычно» включает в себя такси до конца Тисовой улицы, небольшую пешую прогулку обратно к дому номер четыре и активацию порто-ключа в поместье. О да! Паранойя — наше всё. Однако не зря говорят: «Если у тебя паранойя, это не значит, что за тобой не следят». Едва такси свернуло на тихую, даже сонную улочку, стало понятно, что-то не так. У нужного дома вовсю работала иллюзия, которая активируется лишь когда поблизости оказывается посторонний маг. Для живущих поблизости маглов участка номер четыре не существует — обнесённое высоким забором пепелище жильем явно не назовешь. Да, морок сложный и отнюдь не дешёвый, но вполне оправдан, ведь повторяющаяся изо дня в день одна и та же картинка семейного счастья, рано или поздно вызовет подозрение.

Расплатившись и отпустив машину Волхов и Гарри неспешно завернули за угол ближайшего дома. Первым желанием было немедленно убраться восвояси, но Поттер буквально на секунду выглянув из не очень-то и надёжного укрытия тут же довольно изощренно выругался на какой-то жуткой смеси английского и русского. Алекса поражали успехи мальчишки в языках (французский и русский давались Поттеру очень легко, словно, он их не изучал, а попросту вспоминал), но такому он его точно не учил:

— Эй, ты чего?

— Там Макгонагалл!

— Где? — Волхов тоже выглянул за угол, но никого не увидел.

— Напротив, на лужайке… Кошка.

— Уверен?

— Больше же никого нет…

— Логично. Уходим! Ты первый! — Алексу всегда внушали, что маг обязан доверять своей интуиции. Поттер уверен, что кошка — это анимаг, значит так оно и есть. Благо копии авворских досье на обе стороны, гражданской войны мальчишка просматривал регулярно и упорно. Даже думать не хотелось, как гоблины их достали и сколько галеонов за это содрали. Хотя если по-честному, потребуй Гарри деньги назад, вернули бы с процентами, лишь бы реже появлялся в банке: память о восстании, которое подавили именно вот такие вот уникумы, ещё не стёрлась. Поттер об этом, как ни странно, знал без подсказок и не злоупотреблял ни излишне сложными просьбами, ни чересчур частыми визитами в Гринготтс. Со слишком проблемным клиентом ведь может случиться какой-нибудь несчастный случай.

Гарри нахмурился и закусил губу что-то обдумывая:

— Нет! Нам нужно поговорить.

Волхов мысленно застонал: «Что за день-то такой, нескучный?!»

Глава 3

Уже далеко за полночь, а я не могу заснуть. Знаю, что надо, и всё равно не могу. Вчера, пожалуй, был самый странный день за последний год. За год, прожитый мною, как Гарольд Джеймс Флимонт Поттер. Это не бред умирающего (признаться, первые недели проскальзывала такая мысль), не какая-то продвинутая компьютерная симуляция — даже в двадцатых годах двадцать первого века нет таких технологий. Хм… Или правильнее сказать «не будет таких технологий»? Блин! Что за мысли в голове крутятся? Так и до утра не усну…

— А и ладно… Я же тут шеф… тьфу ты, опять прилипло! Лорд. Устрою себе ещё один выходной. Лето же!

Да уж, с балдахином кровати я ещё не разговаривал. С белым больничным потолком приходилось. Не часто. Со мной почти всегда кто-то был: мама, папа, обе бабушки, дедушка вот был один и тоже приходил, правда редко, но зато в самые паршивые моменты, что действительно прибавляло сил. Заболел я в почти полных шесть лет. Перед самым днём рождения и походом за первой школьной формой резко поднялась температура. Было жарко. Ничего не хотелось делать. Все подумали, что ребёнок переволновался перед школой, благо всё прошло так же резко, как и началось, но, когда приступ повторился через неделю, словно под копирку, всполошились. Не зря, увы.

На настоящий первый звонок я попал в одиннадцать лет — повезло с периодом очередной ремиссии. Один раз. Первый и последний. Десять лет хождения по кругу: химия, ремиссия, рецидив, химия. За это время я, единственный ребёнок, превратился сперва в старшего сына, а затем и вовсе в старшего из отпрысков довольно дружной многодетной семьи. Признаю, сначала мне такая перемена не понравилась, поскольку маму рядом практически полностью заменили бабушки, но после того, как подросшие брат с сестрой однажды закатили настоящую истерику от того, что меня не будет на Новый Год и Рождество, всё как-то само сгладилось.

За неделю до шестнадцатого дня рождения, в больнице во время прохождения очередной терапии мне приснился сон, в котором сильный порыв ветра задул тоненькую свечу. Меня там поразил момент в самом конце: перед тем как окончательно погаснуть, огонёк свечи на мгновение ослепительно ярко вспыхнул. Весь день после этого я пребывал в каком-то оцепенении, и дело было вовсе не в лекарствах. Под вечер с трудом, но уговорил-таки бабушку поехать домой проверить, как там простудившийся дед. Чувствовал — так будет правильно. До сих пор считаю, что не ошибся.

А на рассвете… С трудом пробиваясь через невообразимо огромную толщу воды, монотонно, на одной протяжной, неприятной ноте звучал писк аппарата искусственного дыхания. Потом пришла боль. Болело всё: грудь, спина, левая рука, губа, но больше всего голова. Внутри моей черепушки что-то пульсировало, виски словно стягивали стальным обручем, а в ушах, сквозь оглушительный звон, на грани шепота голос младшей сестрёнки требовал позвать какого-то «Тайво». Требование с каждым разом становилось всё настойчивее, громче и одновременно плаксивее, в какой-то момент я сдался. Пересилив себя, разлепил слезящиеся от головной боли глаза и поразился, насколько низким стал потолок палаты. До него можно было дотянуться рукой, если бы были силы. А ещё теперь он почему-то деревянный.

«Зови Тайво!» — ещё чуть-чуть и голосок перейдёт на отчаянный визг, а это страшно, и голове моей лучше от этого точно не станет.

Внятно выговорить слово из всего пяти букв получилось не сразу — распухшая губа, пересохшее горло и боль в груди весьма успешно этому сопротивлялись. Однако получилось! Эффект вышел сногсшибательным. Сначала где-то справа раздался еле слышный хлопок, а потом кто-то пискляво и явно испуганно ойкнул. Стало любопытно, и немного повернув голову я обнаружил подле себя обалдевшего от испуга настоящего домового эльфа в потрёпанном, но чистом синем с золотыми вставками камзоле. Почему-то ничуть не удивившись появлению столь странной галлюцинации, я протянул к нему руку и шепнул:

— Домой…

Получилось до неприличия тихо, но меня услышали. Мир вокруг закружился и куда-то поплыл, когда домовик коснулся моей руки. Через мгновение наступила непродолжительная темнота, и вот я стою перед просто гигантской двустворчатой дверью