Маленькая жестокая правда - Дженнифер Линн Барнс
Если ничто не имеет для тебя значения, значит, ничто не пробьется сквозь твою броню.
Но правда в том, что мне было не все равно. Мне не было все равно, что моя мама в один момент была лучшей подругой, о которой девушка могла только мечтать, а в следующий – отправлялась в погоню за собственными мечтами. Мне не было все равно, как некоторые люди разговаривали со мной и обо мне в городе, где я выросла.
Мне было не все равно, что у меня не было отца.
Теперь в моей жизни появились и другие люди, которые были мне небезразличны. Люди, которые могли бы оставить меня. Люди, которые могли бы решить, что от меня больше проблем, чем пользы.
– Сойер! – снова окликнула меня Виктория.
Я посмотрела на Лили, которая только что призналась, что впервые в жизни понятия не имела, кого или чего она хочет.
– Я написала: «Мне не все равно», – сказала я, все еще глядя на Лили. – Но поскольку я подозреваю, что этого будет недостаточно, – я перевела взгляд на Викторию, которая, возможно, не стала бы давить на меня так, как давила на Лили, – то открою вам еще один секрет для пущей убедительности.
Я не могла сказать ничего такого, что отвлекло бы Кэмпбелл от признания Лили – и последствий для отношений Лили с ее братом. Поэтому я решила поделиться чем-то личным и при этом связанным с моими отношениями с другими людьми и риском этих отношений.
– Я знаю, чего хочу, – сказала я. – И знаю, чего не хочу.
Я никогда раньше не говорила этого вслух, но это признание далось мне удивительно легко.
– Больше всего на свете я не хочу влюбиться.
Той же ночью, когда мы с Лили прокрались в наш семейный дом у озера и собрались подняться в комнату в башне, на лестнице нас уже поджидала бабушка.
– Твоя мама недовольна, что вы, девочки, вот так взяли и исчезли, – мягким тоном предупредила она Лили.
– Мама вечно чем-то недовольна, – сказала Лили. – Или это уже ее обычное состояние. Честно говоря, уже трудно понять.
Выражение лица Лилиан смягчилось – по крайней мере, совершенно точно изменилось. Она повернулась ко мне.
– Сойер, у твоей мамы утром может немного побаливать голова. – Моя бабушка была слишком тактична, чтобы произнести слово «напилась», но она все равно уточнила: – Полагаю, тут не обошлось без «Лонг-Айленд айс-ти» [12].
Я удивленно подняла брови, услышав, что мама накидалась в их присутствии. Им повезло, что она не расплакалась и не начала вспоминать о моем зачатии.
Оставалось лишь надеяться, что так и было.
– Пойдем, – сказала я Лили, кивая в сторону комнаты в башне. – После «Лонг-Айленда» Элли Тафт спит как убитая.
Мама лежала в отключке на одной из двух кроватей, и мы с Лили уместились на другой. Было тесно, но мы обе были измотаны, и нам обеим не хотелось оставаться в одиночестве. Ее волосы разметались по нашей подушке. Мои торчали в разные стороны из пучка, в который я их собрала.
Я не стала говорить с ней об Уокере, а она ни слова не сказала мне о любви.
Глава 34
Утро наступило рано – «спасибо» Джону Дэвиду. Я проснулась от того, что он бомбочкой прыгнул на нашу с Лили кровать. Лили оказалась на полу, а мне прилетело так сильно, что внушительного синяка было не избежать. Джон Дэвид, стоя на четвереньках на кровати, извиняться на собирался.
– Гольф-кар! – во весь голос объявил он. – Парад!
Из-за «нехватки бенгальских огней» (по его собственным словам) Джон Дэвид остановился на тематических украшениях, а темой выбрал «Звездные войны и блестящий флаг».
– Гольф-кар похож на «Звезду смерти»? – спросил Джон Дэвид, критически оглядывая свою работу. – И конечно, на американский флаг?
Лично я посчитала символику какой-то сомнительной (пусть и непредумышленно) и не совсем подходящей патриотическому празднику, но кто я такая, чтобы спорить с гением?
– Он выглядит в точности как Звезда Смерти, – успокоила я его. – И как американский флаг.
– Хорошо. – Джон Дэвид, прищурившись, посмотрел на нас с Лили. – Внимание, солдаты! У нас есть всего полтора часа, чтобы закончить лазерные мечи и дроидов.
Оказалось, что, когда дело доходило до поделок, Джон Дэвид был еще более строгим руководителем, чем его мать. Когда до намеченного срока оставалось пять минут, а мы все трое были мокрыми от пота, он отступил, чтобы оценить нашу работу.
– Идеально, – заявил Джон Дэвид. – Теперь нам нужно нарядить Уильям Фолкнер в ее костюм.
Надеть штаны на собаку – задание не из простых. Особенно когда речь шла о крупном бернском зенненхунде весом пятьдесят килограммов, который категорически отказывался их надевать. Это можно было сравнить с одним из подвигов Геракла.
Но благодаря долгим уговорам и многочисленным лакомствам нам все-таки удалось это сделать.
– Благослови маленькое собачье сердечко Уильям Фолкнер, – сказала Лили, когда Джон Дэвид в костюме джедая гордо проехал мимо нас на «Звезде смерти». В сопровождении собаки в костюме дяди Сэма.
Включая шляпу.
В параде принимали участие около двадцати гольф-каров, а также велосипеды, коляски и по меньшей мере полдюжины собак в костюмах.
– Как ты думаешь, он понимает, что происходит? – спросила я Лили, когда гольф-кар Джона Дэвида скрылся из виду, а мы вдвоем смешались с толпой.
Светлые волосы Лили развевались на ветру. На этот раз она даже не пыталась их укротить.
– Больше, чем он показывает
Благодаря тому, что Джон Дэвид взял нас к себе в помощницы, нам двоим удалось избежать встречи с тетей Оливией этим утром. Моя мама, насколько я знала, все еще спала.
– Насчет прошлой ночи, – начала я, но не успела договорить, а Лили – перебить меня, как завибрировал ее телефон. Трижды. Я была достаточно близко, чтобы увидеть экран.
Первое сообщение было в виде розы. Второе – в виде змеи. А третье начиналось словами:
ТВОЕ ЗАДАНИЕ, ЕСЛИ ТЫ РЕШИШЬСЯ ЕГО ВЫПОЛНИТЬ…
– Почему, – в пятый раз спросила Лили, – они хотят, чтобы я участвовала в конкурсе по поеданию пирогов?
– Не участвовала, – любезно уточнила я, откусывая от только что купленного рожка с мороженым. – А выиграла.
Лили не отреагировала на мое подшучивание, как могла бы отреагировать раньше, «до-Аны». Вообще никак не отреагировала.
