Прекрасная новая жизнь - Дж. М. Хьюитт
Карл прикусил губу. Наверное, раздумывал, можно ли мной воспользоваться, но быстро понял, что не хочет во все это вмешиваться. Да и с чего бы? Мать, кроме доступности, ничем особо не выделялась. Карл вполне мог развлекаться и барыжить где-нибудь в другом месте: в городе было полно отчаявшихся, обездоленных женщин.
Я проводила его до двери.
– Не ходи сюда больше, Карл! – с угрозой бросила я, и на этот раз уже мой голос прозвучал низко и звучно.
Он вышел, понурив голову и сгорбив плечи, и скрылся в ночи.
На следующий день я опять не пошла в школу. Никто не позвонил и не пришел поинтересоваться, все ли в порядке.
Я думала, что кто-то может пожаловаться на шум, ведь мама голосила и днем и ночью. Я дежурила у окна и часто видела, как соседи останавливались, проходя мимо, и косились вверх, пытаясь обнаружить источник криков и ругательств. Я замирала, затаив дыхание, когда слышала звук сирен или когда мимо дома проезжали машины, похожие на полицейские. Никто не приходил.
Никому не было до меня дела.
Я даже не догадывалась, что можно позвонить в социальную службу или в полицию. Откуда мне в таком юном возрасте было знать о защите детей?
На третью ночь кто-то наконец пришел. Время близилось к полуночи, а я толком не спала уже двое суток. Когда раздался стук в дверь, у меня подкосились ноги. Смахнув слезы, я с трудом поднялась и, шатаясь, подошла к двери.
На крыльце стояли двое мужчин в черном, их одутловатые красные лица были изрезаны морщинами. Я хотела поблагодарить своих спасителей, но не могла подобрать слов, поэтому просто молча отступила от двери и пропустила их в дом.
– Она там, наверху, – сказала я, указывая на лестницу.
Они, не говоря ни слова, поднялись по лестнице, бросая в мою сторону долгие, цепкие взгляды. Сидя на нижней ступеньке, я размышляла, куда меня повезут. На меня вдруг обрушилась такая усталость, что я была готова уснуть прямо на месте. Разрешат ли мне сегодня здесь хотя бы переночевать? Я подумала о том, как Ребекку отдали в семью, где окружили любовью и заботой. От волнения при мысли, что скоро жизнь может круто измениться, у меня перехватило дыхание.
Наверху послышался шум: лязг засова, ошеломленный вздох, короткие, резкие слова одного из мужчин. Сердце бешено заколотилось в груди: неужели она умерла? Я прокралась вверх по лестнице, держась за стену, чтобы не потерять равновесие. Когда повернула за угол, один из мужчин, прикрывая рот рукой, пронесся мимо, отпихнув меня в сторону.
– У меня не было выбора, – попыталась оправдаться я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Я заглянула в комнату. У кровати – опрокинутое ведро, жидкие отходы разлиты по ковру. Постельное белье сдвинуто на одну половину кровати, простыни – пожелтевшие и сырые. Мать скорчилась на полу, прислонившись спиной к кровати. Она без одежды, все руки в ярко-красных царапинах. Над мамой склонился второй мужчина, загораживая обзор, и я не смогла понять, чем он занимается.
– Я принесу тебе халат, мам, – сказала я и поспешила к себе в комнату.
Сдернув с крючка на двери свой халат, я бочком просочилась обратно в мамину спальню, стараясь задерживать дыхание, и накинула халат на ее худые плечи.
Мамина согнутая спина напоминала стиральную доску: можно было пересчитать каждый позвонок. Ее кожа покрылась мурашками от моего прикосновения, и мама покосилась в мою сторону. Передо мной была безнадежно сломленная женщина, но я не чувствовала ни капли сострадания. Мое сердце обратилось в камень.
Мужчина обвязал ее руку поясом. Я решила, что он хочет померить давление, но потом почувствовала знакомый едкий запах, как от жженого уксуса. Это вошел второй мужчина, неся жестянку, обернутую кухонным полотенцем.
Не обращая на меня внимания, он поставил банку на прикроватную тумбочку, достал из кармана шприц и, набрав в него жидкость, передал другому мужчине.
Я услышала резкий всхлип и запоздало поняла, что он исходит от меня. Увидев вены на маминых руках, набухшие в ожидании дозы, я наконец пришла в себя, подлетела к мужчине и выбила иглу у него из рук.
Шприц упал на пол, угодив в лужу дерьма. Мужчина скорчил гримасу, подобрал иглу двумя пальцами и ввел в изнемогающую от ломки вену. Я закрыла лицо руками и упала на колени.
– Карл? – догадалась я. – Это Карл вас прислал?
Мужчины мне не ответили, а мама прошипела что-то невнятное и с блаженной улыбкой откинула голову на кровать.
Они сняли замок с двери. Я наблюдала за тем, как краска отслаивается и падает на пол. Один из них сунул замок в карман.
– Оставь ее в покое, – в первый и последний раз обратился он ко мне.
Оставь ее в покое.
Как будто жертвой была она, а я должна была мириться с жизнью в аду! Я опустилась на корточки и закрыла лицо руками.
Нельзя тут оставаться. Нужно сбежать как можно дальше и начать новую жизнь. Потому что ситуацию уже ничем не исправить. Через два года мне исполнится шестнадцать, и тогда я смогу законно жить без мамы. Теоретически можно уйти и сейчас, но ради чего? Без денег и крыши над головой я начну бродяжничать и рано или поздно стану копией матери – пропащей женщины, распластанной на полу.
Еще два года…
Наступило раннее утро, пора было собираться в школу. Придется подтянуть оценки, много и усердно учиться, чтобы был шанс поступить в университет. Студенческая жизнь стоит денег, если не получить грант. А мне грант нужен, как никому другому. Я, как никто другой, его заслужила.
Я постирала школьную форму и развесила на батарее. Проверила газовый счетчик: пятьдесят пенсов, должно хватить на то, чтобы высушить одежду. Я наполнила миску водой с отбеливателем и вернулась в мамину спальню.
Я вычищала ковер. От резкого запаха фекалий, смешанного с отбеливателем, слезились глаза. Ковер из-за химикатов побелел, ну и пусть. Мне это даже нравилось: единственное чистое место в насквозь прогнившем доме.
Монотонная работа успокаивала, а в мыслях я переносилась в Кембридж, Дарем, Лидс, Оксфорд… Я понятия не имела, как выглядят эти университеты и какую специальность я хотела бы там получить, но точно знала: мне нужно туда поступить.
Мама, накачанная героином, все так же безмятежно дремала, а я убирала ее дерьмо с ковра.
Я чистила и мыла, подгоняемая одной-единственной целью. Я больше не тратила время в бесплодных попытках спасти маму. Я
