Пончиковый легион - Джо Р. Лансдейл

– Кто? – спросила Скрэппи.

– Например, Мэг. Может, она случайно увидела какую-то карусель с енотами, которая ее разочаровала, раздобыла какую-то информацию и передала Кевину.

– Вот об этом Кевин мне не рассказывал, – сказала Скрэппи. – Не думаю, что она сделала это.

– Так он никому из нас не рассказывал о документах, что потом прислал мне по почте. Да и неважно, откуда они появились, – они у нас есть. Ковбой захватил власть. Постепенно втерся в доверие, а затем тихой сапой получил доступ к банковскому счету секты.

– Есть у меня подружка, ей можно показать эти документы, – сказала Черри. – Наверняка вытянет из них больше, чем я. Она знает, как крутят некоторые операции, которые могут балансировать на грани законности, – в общем, может дать нам больше информации, чем напечатано на этих листах. Я поговорю с ней.

– Кто знает, может, за всем этим стоит шимпанзе, – сострил Феликс.

– Мистер Биггс, – подсказал я.

– Хренов Мистер Биггс, – покачал головой Феликс.

28

На обратном пути к моему дому Скрэппи сказала:

– Твой брат кажется очень сильным.

– Кажется?

– Сдается мне, и он, и Болт показывали нам что-то вроде фокуса. Это как разорвать телефонный справочник пополам. Надо просто знать, как именно это делается.

– Возможно. Но для того, чтобы знать, как лучше что-то сделать, все равно нужно это сделать. Мне, например, не согнуть ту кочергу даже с помощью какого-нибудь механизма.

– Охотно верю.

– Как-то раз брат подошел к заднему бамперу «фольксвагена», поднял его и удерживал на весу достаточно долго, чтобы его друг мог поменять колесо.

– Ого!

Я подумал, не рассказать ли Скрэппи еще что-нибудь о Феликсе – что-нибудь такое, что мне хотелось бы, чтобы она знала. Я на мгновение замешкался, но затем неуверенность и сомнения улетучились. Я вновь ощутил, насколько спокойно мне со Скрэппи.

– Феликс всегда говорит, что ушел из психиатрии, потому что смертельно устал выслушивать людей, у которых проблемы с папочкой и мамочкой. Возможно, это одна из причин. Но в действительности ему пришлось уйти.

– Я заинтригована.

– Он тогда практиковал в Хьюстоне. К нему на консультации ходила женщина с обычными «родительскими» проблемами, а потом вдруг переключилась на свою нынешнюю жизнь и поведала Феликсу, что ее парень контролирует ее и причиняет ей боль, как это в свое время делал ее отец, и сказала, что знает: она сама виновата, и потому старается мириться с этим. Феликс пытался вселить в пациентку уверенность, убедить, что это вовсе не ее вина и что ей нужно порвать с этим парнем. И был очень убедителен. Она и порвала. А тот тип, крепкий малый, отправил ее в больницу. Жуткие побои. Превратил ее лицо буквально в месиво. Она поправилась, но, как я слышал, с одной стороны лица так и остались шрамы.

– Ох, жуть какая. Вот же гад.

– И не говори. Феликс воспринял все очень тяжело. Ведь это он велел ей уйти. Он переживал, что его совет, каким бы он ни был хорошим, спровоцировал того парня, побудил его причинить ей боль. Он убедил женщину заявить на парня в полицию за то, что тот сделал, его арестовали, но он вышел под залог или что-то в этом роде. И уже на следующий день начал преследовать ее. Ему не удалось снова распустить руки, но в полицию женщина звонить не стала. Она позвонила Феликсу. Он отыскал парня и… оставил его в канаве с разбитой коленной чашечкой, вывихнутым плечом, лицом, распухшим, как у Человека-слона, и всего двумя уцелевшими зубами. В ту ночь лил дождь, и бедолаге пришлось сидеть в луже крови и грязи, потому что идти он не мог. В конце концов он выполз из канавы, и водитель проезжавшей машины остановился и вызвал скорую. Точно не помню. В общем, он заявил на Феликса, мол, тот сшиб его с дороги в канаву, а затем избил. Феликс признался. Его арестовали, он заплатил штраф, и все шло к тому, что брат угодит в тюрьму, но Черри, с которой он только что познакомился – тогда они еще не были парой, она была его адвокатом, – отмазала его. Судья симпатизировал Феликсу. Дочь лучшего друга судьи погибла от рук такого же урода, как потерпевший. Но от работы психиатром Феликсу пришлось отказаться. Его не уволили – ушел сам. Хотя итог один. Он пошел на занятия по управлению гневом – не сказать что с пользой, но курс окончил. Хотя сам считает, что в тот момент им руководил не гнев. Чувство справедливости. Не уверен, что именно на самом деле, но знаю, что я лично никогда не переживал из-за того ублюдка, отправленного в канаву. Тем не менее должен признать, что Феликс порой бывает немного раздражительным. Может, ему все-таки нужен был тот курс.

– На мой взгляд, все же чувство справедливости.

– Не знаю. Мне кажется, я чувствую в нем скрытую агрессию. Иногда боюсь, что он может убить кого-нибудь.

– Если он это сделает, значит, точно воздаст по заслугам.

– Возможно, да только тюремная камера или еще что похуже ему на пользу не пойдут. Знаешь, порой я задумываюсь, может, и во мне живет такая же агрессия. Вряд ли, конечно, но просто интересно. Подобное было с моим отцом. Он был прекрасным родителем, добрым, но я чувствовал нечто похожее в нем. Он умер от сердечного приступа, случившегося, по-моему, оттого, что он был зол на весь мир. И утихомирить его могла только моя мама. Когда он вдруг так заводился, она разговаривала с ним как с ребенком или как если бы успокаивала питбуля, которого спасла от жестокого обращения. В некотором смысле – насколько я слышал – она действительно спасла отца. Я не считаю, что человек должен завязывать отношения с другим исключительно с целью изменить его, сделать лучше, но в случае с мамой, думаю, именно этого она и добилась. По крайней мере, держала его на коротком поводке. Феликс в полном порядке, но иногда кто-то как будто снимает с него строгий ошейник.

– По мне, так и ты, и Феликс оба в полном порядке, – сказала Скрэппи. – Есть предложение сменить тему. Что предпримем дальше?

– Думаю, тебе следует бросить это дело.

– Если брошу – не напишу книгу.

– Если бросишь – останешься живой. Напишешь другую книгу. Для меня же это… понимаешь, это личное. Я должен выяснить, что стряслось с Мэг. Началось-то с того, что я только этого и хотел. Теперь же речь о том, чтобы раздавить тех уродов. Как и многие другие культы, этот стал