Шесть масок смерти - Сюсукэ Митио

комнате продолжал царить холод. Я достала еще одно одеяло, которым пользовалась летом. «Извините», – пробормотал Нисикимо и грустно улыбнулся. По его голосу и выражению лица я поняла, что до сих пор он старался изо всех сил вести себя как ни в чем не бывало.

Вскоре Нисикимо закрыл глаза, грустная улыбка постепенно исчезла с его лица, и, пока я смотрела на него, он уснул.

Я встала, сделала приглушенный свет – и впервые обратила внимание на то, что осталась без одеяла. Такая крошечная неудача, но она словно упала в стакан с водой, полный до краев, – и у меня вдруг покатились слезы. Ноги стали ватными, я опустилась на татами и, дыша ртом, изо всех сил пыталась сдержать рыдания. Слезы каплями падали на мои лежавшие на коленях сжатые руки.

Продолжая плакать, я легла и залезла под краешек одеяла. Мои руки и ноги, уставшие до предела, таяли под одеялом, словно куски рафинада, я больше не могла ни о чем думать. Так и уснула.

4

Первую патрульную машину я увидела на рассвете.

Я вылезла из-под двух одеял, раздвинула занавески маленького окна и увидела, как полицейская машина на очень медленной скорости движется по дороге перед морем слева направо. Мне показалось, что кто-то сжал в руке мое сердце. Я не могла пошевелиться – так и стояла, вцепившись в занавеску.

– Это обычный патруль. – Нисикимо встал у меня за спиной.

– Но до сих пор патрульные машины никогда тут не разъезжали.

– Вы просто их не замечали.

Действительно ли труп Тасаки утонул в море? Может, этот труп с ранами в груди и животе куда-то быстро прибило волнами и теперь полиция ищет убийцу? Даже если полиция сюда не придет, не факт, что она не нашла труп Тасаки. Ведь тот мог никому и не говорить, что живет здесь…

Я вспоминала, что случилось здесь вчера. После того как я ударила Тасаку ножом в грудь, Нисикимо сказал, что пригонит лодку, и ушел, оставив меня наедине с трупом. Он вернулся минут через тридцать, поставив перед дверью тележку, которую, как он сказал, нашел на стройке, с голубой виниловой пленкой, свернутой в трубку. Затем положил тело Тасаки на тележку и спрятал его под пленкой. Мы выкатили тележку на неосвещенную пешеходную дорожку и двинулись вниз, к морю. В самом начале пирса стояла моторная лодка. Утопив тело, мы вернулись к пирсу. Нисикимо велел мне идти первой, а сам пришел ко мне где-то через полчаса, чтобы обработать рану, сказав, что вернул тележку и пленку обратно на стройку.

– А где лодка?

– Спрятана там, где ее никто не найдет. Никаких проблем не будет – разумеется, я аккуратно вытер кровь и убрал все следы.

Я включила телевизор, настроив его на канал с программой новостей. Я сверлила экран глазами некоторое время, но по нему по-прежнему обсуждали экономический кризис. Значит ли это, что тело Тасаки не найдено? Или же пока эту информацию не передали в СМИ? Или же не такая это и новость, что выловили тело утопленника, чтобы об этом трубили по телевизору?

– Вам нужно жить так же, как обычно.

Я посмотрела на часы на стене – пора идти на работу. Я поспешно собралась и предупредила Нисикимо никуда не выходить, пока меня нет дома. Сказала ему: «У вас еще температура не упала», но на самом деле я безумно боялась остаться дома одна.

Вечером на обратном пути я купила обезболивающее в аптеке и вернулась домой. Входя в прихожую, заметила, как за угол заворачивает патрульная машина.

– Может, в округе работают воры, – с отсутствующим взглядом засмеялся Нисикимо.

Говорят, в портовых городах много домов, где отсутствуют мужчины, и тут чаще происходят ночные ограбления.

Но я с легкостью разгадала, что мрак, отражающийся в его глазах, был вызван не только высокой температурой. Сейчас мне кажется, что Нисикимо уже тогда начал понимать, какую ошибку он совершил.

– Я обработаю рану.

Я открыла аптечку, достала антисептик и новый бинт. Присела на колени у постели и вытянула обе руки, а Нисикимо снял повязку через голову.

– Вы находитесь на возвышенности… А вы видели когда-нибудь цветок, распускающийся в море?

Я покачала головой. Я никогда не видела ничего подобного, да и не понимала, что он имеет в виду.

– Как объяснить… Бывает же, что сквозь просвет в облаках светят прямые лучи солнца.

– Рассеянный свет? – Я ненадолго задумалась, наклонив голову, а затем сказала более понятным языком: – Лестница ангелов?

– Да, это название больше подходит, – улыбнулся Нисикимо. – Моя мать говорила, что в детстве видела эту лестницу из окна дома. Лучи, направленные к морю. И не один, а пять… Как будто поверхность моря одновременно подсвечивалась гигантскими фонарями. Это было так красиво, что мать не могла оторвать взгляд, но ей надо было помогать родителям, и, оставив свое занятие, она ушла в глубину дома.

Я положила гигроскопичную марлю, пропитанную антисептиком, на его глубокую рану. Мне так же делала медсестра, когда я сильно поранила правое бедро в детстве. Помню, как резкая боль до кости пронизывала меня всякий раз, когда марля с антисептиком касалась моей раны. Но у Нисикимо ни один мускул на лице даже не дрогнул, он сидел не шевелясь.

– Мать умерла, когда мне было девять, и, наверное, в ее жизни не было ни похвалы, ни счастья. Незадолго до своей смерти она говорила: если б она тогда выбежала из дома, села в лодку и подплыла поближе к свету, то собственными глазами увидела бы светящийся цветок. Пять лучей выстроились на морской глади и при удачном стечении обстоятельств могли образовать цветок. Каждый луч стал бы лепестком… Как на десятииеновой монетке по кругу.

Вероятность такого события, скорее всего, очень низкая. Но и нельзя сказать, что оно не может произойти. Интересно, насколько это красиво, если увидеть.

– Мать сказала: если б я увидела цветок из лучей света, то, может, и жизнь моя сложилась бы немного иначе. Выражение лица у нее было такое, как будто она смотрела счастливый сон. Услышав ее слова, я понял, почему она иногда отвлекалась от домашних дел и рассеянно смотрела в сторону моря… В итоге мать, как ни жаль ее, умерла, так и не увидев цветок из света. А я, как ребенок, не знакомый с железной логикой, наивно думал о том, что, действительно, если б она увидела цветок, то, может, и жизнь у нее была бы другой…

Нисикимо стал медленнее шевелить губами, его слова становилось разобрать всё сложнее. Я потрогала его лоб, и – о ужас! – он был еще горячее, чем сегодня утром. Может быть, Никисимо никак не отреагировал на жжение от антисептика из-за высокой температуры.

– Мою жизнь тоже правильной не назовешь, но когда