Искатель, 2001 №9 - Станислав Васильевич Родионов
Уэзерби буквально подпрыгнул, когда до него дошло.
Он уже сделал первую ошибку. Поднявшись на гребень, остановился рядом с каменным пиком, едва его замечая. И простоял здесь несколько минут. Если бы убийца скрывался в камнях неподалеку, Уэзерби уже был бы мертв. Невероятная беспечность, ошибка, которую он бы никогда не сделал в прошлом, когда предельная осторожность была для него второй натурой.
Уэзерби весь покрылся потом. Он вытер лоб и достал из кармана фляжку бренди. Прав был Байрон, тоскливо подумал он. Постоянное напряжение подточило его силы, и начались ошибки. Он сделал большой глоток и почувствовал, как жар алкоголя прошел по озябшей спине. Глубоко вздохнул, понимая, что здесь ему не место. Дни его ушли, умение развеялось, и если он будет упорствовать, то с жизнью расстанется очень скоро. А умирать Уэзерби не хотел.
Он медленно повернулся и пошел назад, по своим следам. Поступь его была тяжела, плечи опустились. На этом все, конец. Вот только как сказать Беллу…
Уэзерби вышел на дорожку чуть восточнее «Торса Короля». Пивная была закрыта, свет выключен. Ну и хорошо: Уэзерби никого не хотел видеть, он был уверен, что поражение написано у него на лице и всякий сразу увидит эти руины провала, печать неудачника. Он медленно шел по середине дороги и смотрел по сторонам. Твердо решив не делать больше никаких ошибок, он подумал, как нелепо получится, если смерть настигнет его сейчас, когда он уже фактически отказался от своих поисков. Оставалось вернуться в теплую безопасность своей комнаты, завтра уехать в Лондон и не обращать внимания на голос совести. Но вот последнее-то и было самым трудным для такого человека, как Уэзерби, и эмоции начали восставать против разума.
Он по-прежнему осматривал живые изгороди, но чувства его были отвлечены борьбой с разумом, и поэтому он заметил телефонную будку, только когда подошел к ней совсем близко, достаточно близко, чтобы увидеть за приоткрытой дверью что-то бесформенное, лежавшее внутри. А приоткрыта дверь была оттого, что из будки торчала нога. Трубка висела на проводе. Уэзерби открыл дверь и заглянул в будку. От движения воздуха трубка начала очень медленно вращаться. Она болталась как раз там, где полагалось быть голове мужчины. Уэзерби узнал окровавленную одежду, но почему-то ничего при этом не почувствовал.
Для газеты, в которой работал Аарон Роуз, мог бы получиться роскошный заголовок.
Рука Уэзерби уже потянулась к телефонной трубке — он хотел позвонить в полицию, — когда в его мозгу вспыхнула дикая ненависть. Это была ненависть к себе. Он смотрел на свою руку, так спешившую вызвать помощь, и ненавидел себя с невыносимой силой — настолько, что эту ненависть было необходимо на что-нибудь перенести, иначе мог повредиться рассудок. Он вышел из будки, позволив двери, закрываясь, мягко коснуться ноги Роуза, и стал осматривать землю. Следы были. Уэзерби пошел по этим следам, уже не думая об осторожности. Сейчас он был будто одержимым, и осторожность была не обдуманной, а инстинктивной: он должен жить, чтобы убить врага. Ошибок не будет. Охотник не ошибается, если не тратит себя на размышления.
Следы вели вдоль живой изгороди, в ту сторону, откуда пришел Уэзерби. Он подумал без особых эмоций, что когда проходил здесь, это существо вполне могло быть совсем рядом — сидеть, притаившись, в нескольких шагах. След был отчетливо виден и не менялся, а потом исчез. Однако Уэзерби лишь на мгновение задержался в том месте, где пропали следы. Он пошел дальше. Его вели мельчайшие приметы: сломанный стебель травы, чуть примятый мох, едва различимый отпечаток ноги… Все те вещи, которые были ему сейчас видны и понятны, но которые он раньше не замечал. Сейчас и смотреть-то почти не приходилось. Путь его был прям, и он знал совершенно точно, куда идет.
Байрон ждал его.
Ждал он рядом с домом. Но Уэзерби не воспользовался пешеходной дорожкой, а появился из-за дровяного сарая, и лунный свет играл на стволе его винтовки. Байрон встал, улыбаясь. Улыбка получилась странная, можно было подумать, что он испытывает облегчение.
— Ты подошел бесшумно, — заметил он. Свой топор Байрон аккуратно прислонил к стене дома.
— Я уж думал, ты никогда не придешь, — продолжал Байрон.
Уэзерби ничего не сказал.
— Скачки были превосходные. Жаль, ты пропустил. Не обошлось без происшествий. Две лошади убились, жокей сломал ключицу. У одной лошади был сломан позвоночник, так они позволили ей мучиться, пока сооружали палатку — чтобы публика не видела, как ее приканчивают. Это говорит что-то о нашем мире, а?
— Где это, Байрон?
— Ты о чем, Джон?
— Я не знаю, что это, конкретно. Но за этим я пришел. Я совершенно хладнокровен, Байрон, и могу убить тебя, если придется.
— Это хорошо. А вообще-то ты должен был узнать следы гораздо раньше, Джон. Должен был по ним пройти. Я знаю, потому что проложил след весьма тщательно. Сейчас ты пришел по следу или просто догадался?
— Вероятно, я знал с самого начала, — проговорил Уэзерби. Дуло его винтовки смотрело в землю, но предохранитель был снят. — Однако сегодня я кое-что понял, вспомнив твои слова… Может быть, ты пытался объяснить мне… И это как магнитом повлекло меня сюда.
— Нет. К тебе немного вернулось прежнее искусство. Вот и все. Инстинкт охотника. — В лице его читалось уважение и вполне искренняя привязанность. — Ты понимаешь, почему я это сделал?
— Мне известно, что творится в твоем больном уме.
— Ты по-прежнему считаешь, что я безумен? Но — умен, ты это должен признать. И я сумел встряхнуть этих деревенщин, им теперь есть ради чего жить. Может быть, даже больше, чем они заслуживают. — Байрон оперся спиной о стену дома. Его рука легонько поглаживала длинную рукоять топора… Если б они были храбрыми, я мог бы оставить им жизнь. А мог и не оставить. Но, Джон, этот страх! Глаза их были полны такого страха…
— От Хэйзел Лэйк тоже ожидалась безупречная храбрость?
— Да какая разница? Ее смерть еще больше напугала остальных, вот в чем суть.
Уэзерби коснулся пальцем спускового крючка. Но убить он пока не мог, вопрос еще не решился. И в себе он не разобрался до конца.
— Как
