Дело с довоенных времен - Алексей Фёдорович Грачев

Роман засмеялся, протянул нараспев:

— Пошутил я. Зачем нам оставаться под немцами. Не хватало. По-чужому учиться говорить. За Волгу уйдем. В партизаны. Меня возьмет Коротков. Я верю в это. Он не помнит зла...

— Это кто Коротков?

— Оперативник, — помолчав, ответил Роман. — Знаком я с ним давно. Это единственный человек, кроме тебя, Римма, который по-доброму ко мне подходит. Он возьмет меня в подрывники, я верю. Я буду забивать динамит в землю, зажигать бикфордов шнур и смотреть, как взлетают в небо немецкие танки. Я же мастер взрывать диабаз. Он такой же крепкий, как броня танков.

Она молчала, и он наклонился к ней, разглядывая глаза; он ждал от нее слов, и она ответила:

— Может, так и будет.

Он остался доволен этими словами и крепче прижал ее к себе, как будто прощался уже для того, чтобы уйти за Волгу, в подрывники.

Возвратились от собора вдоль путей, возле ресторана Роман остановился:

— Неплохо бы согреться нам, Римма?

— Домой мне пора, — сказала она.

Он взял ее под руку, едва не силой потащил в ресторан.

Они прошли в кухню, здесь за служебным столиком сидела Валентина, ела борщ. Она увидела Римку и так обрадовалась, что едва не подавилась куском хлеба. Вскочила, зашептала ей на ухо, при этом поглядывая на Романа любопытным взглядом:

— Провожаю майора. Уезжает на фронт. Пойдем, компания будет завтра вечером.

— Я, видишь, — шепнула Римка. Но Валентина засмеялась, покачалась, точно пьяная:

— Ничего... Там много народу будет.

Римка обернулась к Роману:

— Пойдем в гости завтра. Посидим в компании.

Тот помотал головой, угрюмо сказал:

— В компаниях не бываю. Не по времени.

— Ишь ты, — язвительно сказала Валентина. — Какой нашелся скромник!

Римка толкнула ее локтем:

— Ладно тебе. Принеси пива.

— Кончилось пиво, — ответила Валентина. — Совсем теперь не будут торговать. Не выпускают больше. Другое вместо пива варят на заводе. Какое-то оружие.

Роман угрюмо выслушал это. И так в угрюмости шел по улице, провожая ее к дому. Молча поднялся на второй этаж, вошел за ней в комнату. В комнате сидел Леонид Алексеевич. Он грелся возле натопленной им печи и читал все ту же книгу «Остров сокровищ» ребятам. Те лежали в кроватях и, кажется, даже не обратили внимания на вошедшую мать. Леонид Алексеевич поднялся, отложил книгу, как-то пугливо глядя на Римку, на Романа:

— Я подумал, — сказал он, — что вы, Римма Федоровна, в ресторане задержались на работе.

— Вон как, — проговорил тут все так же угрюмо Роман. — У нее, оказывается, есть фраерок.

— Оставь, — попросила Римка, у нее даже задрожали уголки губ.

Она обернулась к Леониду Алексеевичу, сказала:

— Здравствуйте, Леонид Алексеевич... Знакомого встретила.

Она не знала, что говорить. Она видела на себе все тот же укоризненный взгляд этого пожилого человека, видела сердитые взгляды мальчишек. Пошла к вешалке, сбросила пальто, сняла платок, сказала:

— Так уж вышло, задержалась. Сама себе хозяйка...

И эти слова ее как подтолкнули Романа. Он быстро шагнул к Леониду Алексеевичу, взял его за грудь:

— Только тебя тут не хватало!

— Оставь его! — снова выкрикнула Римка, чувствуя, что задыхается, что нехорошо ей от всего: от шагов соседей в кухне, которые видели всё и знают, что столкнулись у нее два мужика; от того, что так жалобно смотрит на нее Леонид Алексеевич.

Но тот вдруг отнял руку Романа, сказал спокойно:

— Зачем так-то, товарищ. Я уйду...

Он махом набросил шинель, быстро нахлобучил шапку и пошел к двери. Она догнала его на лестнице, остановила:

— Простите, Леонид Алексеевич... Простите, что так получилось.

Он ничего не ответил, мягко высвободил рукав и ушел в вихрь ветра. Она постояла в темном углу, прислонясь лбом к стене, не решаясь идти наверх. Послышались тяжелые шаги. Роман спускался, вглядываясь, остановился подле нее:

— Кто это такой?

— Тебе не все равно, — сказала она устало. — Уходи и ты.

— Ага, теперь уходи...

Он прижал ее к стене, зашептал ей в лицо:

— Меня хошь променять на этого плюгавку. Брось это, Римма. Меня держись. Со мной не пропадешь!

— Ну да, — сказала она, пытаясь оттолкнуть его. — Пить пиво только с тобой...

Он стиснул ее снова, в лицо проговорил:

— Да со мной ты с монетами будешь. Если нужны — скажи, завтра же будут деньги.

Она оттолкнула его опять. Ей стало страшно от этих слов. Может, он кого-то ограбил или убил и забрал эти деньги. Она невольно глянула на его пальцы, которые были цепки и держали ее, как клещи:

— Откуда они у тебя? Деньги-то?

— Не тебе знать!

— Не надо мне твоих денег.

— Думаешь, обрал кого? — проговорил он. — Мои это деньги! Заработанные!

Он отпустил наконец ее, выругался вслед. Она взбежала наверх и постояла немного в темноте. Услыхала, как хлопнула входная дверь. Подошла к окну с выбитыми стеклами. Увидела, как, раскачиваясь, удаляется в темноту улицы черная фигура.

4.

Два раза его останавливал патруль; неожиданно выходившие, точно из укрытия, люди в шинелях окликали коротко и требовательно. Они просвечивали документы фонарем, просвечивали ему лицо. И даже вслед светили.

Стучал он в знакомые ворота долго. Пока наконец не открылась калитка и не встал в темноте на пороге Фадей Фомич.

— Ты это, поди-ка, Роман? — спросил он первым, приглядываясь к фигуре Буренкова.

— Ишь ты, как угадываешь.

Он вошел следом за стариком в избу, пропахшую остро керосином, нюхательным табаком, овчиной. На печи завозилась старуха, свесила голову:

— Чай, из гостей, Ромаха?

— Из гостей, — ответил он, снимая пальто.

Вот здесь он чувствовал себя как дома. Он так и сказал старику, который запирал дверь:

— У тебя, дядя Фадей, я как дома.

— Ну и ладно, — проговорил старик.

Он прошел в комнату, вытащил тюфяк из подзалавка, раскинул его на полу. Потом принес шинель, бросил на тюфяк.

— Ложись, а покроешься шинелью. Одеял нет.

— Да знакомо мне это, прикрывался не раз. Дует только снизу здорово, — проговорил Буренков, садясь на стул, стаскивая сапоги.

Он бросил их на пол, и они, смерзшиеся, стукнули гулко.

— Не на печь же тебя, — буркнул старик. — Там нам со старухой