Искатель, 2002 №6 - Майкл Мэллори
С этими словами он исчез так же внезапно, как и появился.
— Да, похоже, Филлип и впрямь тут главный, — заметила я, снимая пальто. Благодаря камину в комнате стало значительно теплее.
— Это так, — пробормотал Джон. — Жаль беднягу Эдварда. Должен признаться, у меня дурное предчувствие, связанное с сегодняшним сеансом. Я слышал, что с помощью медиумов можно творить недобрые дела.
— Например, вызвать «духа», который чудесным образом укажет, где лежит поддельное завещание, в котором наследником назван не старший сын, а совсем другой человек, — предположила я.
— Вот именно. Боюсь, что Чарльз причастен к смерти отца, но не понимаю, зачем ему понадобилось это дурацкое столоверчение. Если его цель состоит в том, чтобы подбросить, а потом «найти» поддельное завещание, почему он не может обойтись без этого спектакля?
— Возможно, хочет кого-то в чем-то убедить.
— Эдварда?
— Не знаю. Но полагаю, что нам следовало бы посетить этот сеанс и постараться все выяснить.
Немного оттаяв и согревшись, мы спустились вниз и пошли на кухню, где увидели нашу весьма скудную снедь: хлеб, немного холодной говядины с горчицей и сыр. Все это нам подала сурового обличья матрона лет сорока с небольшим, которую в доме называли просто кухаркой. Как выяснилось впоследствии, ее христианское имя было Гвинет.
— Никто не потрудился сообщить мне о приезде гостей, — проворчала она. — А впрочем, чего еще от них ждать, верно я говорю?
— Наше появление было неожиданным для всех, кроме молодого Эдварда, — сказала я, ковыряя вилкой ломтик сыра.
Кухарка тотчас подобрела.
— Ах, ну, если вас пригласил мистер Эдвард, значит, все в порядке, — рассудила она, вытирая и складывая в шкаф только что вымытую посуду. Затем кухарка извлекла из вазы букет пожухлых, но все еще душистых ландышей и вылила воду. — Он — хороший человек, — добавила она таким тоном, словно остальные двое братьев были мерзавцами.
— Вообще-то нас позвал Руперт Мэндевилл, но мы прибыли слишком поздно, — вставил Джон.
Кухарка горестно покачала головой.
— Мне все еще не верится, что хозяин мертв, — молвила она, едва сдерживая слезы. — А тут еще эта ужасная знакомая мистера Чарльза заставляет меня сидеть на своих полуночных сеансах, когда они пытаются вызвать его… — Кухарку охватила дрожь. — Я больше не могу. Я покину этот дом и все забуду. Завтра же уеду отсюда!
Несчастная женщина снова взялась за посуду, а мы молча покончили с едой и торопливо покинули кухню. В коридоре я прошептала:
— Похоже, смерть Мэндевилла расстроила ее больше, чем родных сыновей покойного.
— Слуги иногда очень привязываются к хозяевам, — ответил Джон.
— Если что-нибудь случится, например, с тобой, Мисси будет безутешна.
— Должно быть, ты прав, — согласилась я, стараясь изгнать из сознания образ безутешной рыдающей Мисси.
Мы двинулись к лестнице, но остановились, изумленно глядя на спускавшуюся по ступенькам фигуру. Нам навстречу шествовало какое-то маленькое смуглое создание в черном шелком халате и с волосами, похожими на черный бархатный водопад. У женщины было юное, почти девичье лицо, а в руке она держала зажженную черную свечу, хотя в доме и так хватало света, поскольку горели все лампы. Женщина плыла вниз по лестнице как по реке. Поравнявшись с нами, она остановилась и окинула нас пламенным взором.
— Мне сказали, что в доме посторонние, — молвила она.
— Полагаю, вы — мадам Оуида? — рискнула я.
Женщина кивнула.
— Мы о вас наслышаны, — сообщила я ей. — Сегодня ваше выступление?
— Полночь — час призраков.
— Можно ли нам присутствовать на представлении?
— Не в моей власти запретить вам это, — ответила мадам и, не сказав больше ни слова, плавной поступью направилась в столовую.
— Причудливое создание, — буркнул Джон, когда она удалилась.
— Да еще и мошенница, — добавила я.
— Все медиумы — мошенники, дорогая моя.
— Это верно, но мадам Оуида — первая среди шарлатанок. Я употребила слова «выступление» и «представление», говоря о сеансе, поскольку знала, что для человека, верящего в свою способность общаться с мертвыми, или для жулика, желающего сохранить личину, намек на участие в спектакле звучит оскорбительно. Любой бывалый медиум тотчас ощетинился бы, но мадам Оуида пропустила это мимо ушей. Либо я очень заблуждаюсь, либо она еще не вжилась в свою роль.
Джон хотел было ответить, но тут сверху донесся крик: «Мистер Филлип!» Мы поднялись по лестнице так быстро, как только позволяли мои юбки, и увидели охваченного ужасом Дженкинса, который на нетвердых ногах выходил из комнаты. Снизу прибежал Чарльз и тотчас юркнул в спальню Филлипа. Вскоре подоспел и Эдвард, заслышавший шум.
— Что происходит? — спросил он.
— Я зашел забрать стаканы и увидел его на полу! — воскликнул Дженкинс.
— Дайте-ка я его осмотрю, — сказал Джон и, оттеснив мрачного как туча Чарльза, протиснулся мимо него в комнату.
— Я тоже хочу! — вскричал Эдвард, но Чарльз удержал его.
— Нет, Эдди, не входи туда, — сказал он, прикрывая дверь спальни.
— Это зрелище не для тебя.
Минуту спустя из комнаты вышел Джон.
— Боюсь, он мертв, — тоном заправского эскулапа сообщил мой муж. — Здесь есть телефон? Надо поставить в известность власти.
— В гостиной, — ответил Чарльз. — Дженкинс, проводите доктора к телефону.
Вконец ошеломленный слуга шагнул к лестнице, но остановился, услышав крик Эдварда:
— Как он умер?
Джон обернулся и угрюмо ответил:
— Похоже, его отравили.
Часы в прихожей пробили одиннадцать.
— Как отца, — пробормотал Эдвард. — Я покидаю этот дом!
Чарльз схватил младшего брата за плечи и пылко зашептал:
— Слушай, Эдди, ты не можешь уехать. Нам необходимо твое присутствие на сегодняшнем сеансе.
— Боже мой, неужели вы собираетесь проводить его даже после смерти брата? — возмутилась я.
— Поверьте мне, миссис Уотсон, — ответил Чарльз, — если я говорю, что мы должны собраться вместе, значит, мы и впрямь должны. Ради нашего отца.
— Ну что ж, ладно, — согласился Эдвард, хотя и крайне неохотно.
— Констебль уже выехал, — объявил вернувшийся Джон. — Полагаю, мы мало что можем сделать. Остается лишь ждать.
— Джон, я устала. Пойду, пожалуй, прикорну до начала сеанса, — сказала я. Как только за нами закрылась дверь спальни, я добавила: Знаешь, дорогой, будь я бездарным драматургом, отцеубийцей оказался бы Чарльз. Он бы уничтожил завещание, составил поддельное, назвав наследником себя, и нанял бы медиума, чтобы тот вызвал «дух» Руперта Мэндевилла, который и указал бы, где лежит подделка. Но прежде убил бы Филлипа, который раскрыл обман.
— Но, поскольку ты не бездарный драматург… — начал Джон.
— Я боюсь, что истина еще страшнее, но понятия не имею, в чем дело, а соображать толком не могу, потому что слишком устала. Ну и вечерок! — воскликнула я, ложась в




