Искатель, 2001 №9 - Станислав Васильевич Родионов
Уэзерби не относился к тем, кого легко испугать. Он не искал рискованных ситуаций намеренно, как делал это Байрон, однако от риска необходимого не уклонялся никогда. Случалось, он преследовал раненого льва в густом буше, без дрожи вставал на пути у разъяренного бизона, но теперешняя ситуация неопределенности разъедала его храбрость, чувство, что за ним следят из темноты, лишало его уверенности в себе, и он знал, что скоро начнет делать ошибки, знал, что даже одну ошибку не может себе позволить, и ему уже казалось, что прав Байрон и он просто утратил свои охотничьи навыки. С наступлением темноты ему было трудно покинуть уют отеля, целеустремленности совсем не осталось — лишь гордость вела его на еженощный поиск. А когда кончался очередной ночной поход, он даже не скрывал своего облегчения, с которым возвращался в комфортабельную спальню… Желание заползти в постель и уснуть выходило далеко за рамки просто физической усталости.
Спал он, однако же, плохо.
Закрывшись шторами от рассвета, он ложился в постель, но сон неизменно был тревожный. Его мучили сновидения. Образы из прошлого и будущего смешивались и создавали нечто совершенно неузнаваемое. Уэзерби видел самого себя, чувствовал неподъемную тяжесть в руках и ногах, знал, что двигаться быстро не сможет… Он слышал завывание ветра и ощущал себя бесконечно одиноким, а потом вдруг на него что-то бросалось, стремительно и страшно, он начинал очень медленно поворачиваться, с трудом поднимая винтовку… Неизвестное и непонятное существо разрывало его тело когтями, обдавая лицо зловонным дыханием. Уэзерби вглядывался в морду зверя и с ужасом видел смутно проступающие в ней человеческие черты. Для оборотня нужна серебряная пуля, думал он и просыпался…
Уэзерби сидел в комнате отдыха отеля с Аароном Роузом, когда вошел Байрон. Роуз, можно сказать, полюбился Джону Уэзерби. Последний, будучи проницательным человеком, заметил, что репортер неглуп, в меру тщеславен и поговорить с ним можно не без приятности — если, конечно, он в это время не записывает себе что-нибудь в блокнот. Роуз первый заметил Байрона и вспомнил, где видел его раньше — в «Торсе Короля». Уж Байрон-то был личностью запоминающейся. Уэзерби удивился, увидев его, и почему-то не мог вспомнить, злится он на Байрона или нет. Впрочем, Байрон всегда вызывал в нем противоречивые чувства.
— Доброе утро, — поздоровался Байрон.
Он любезно улыбнулся. На нем была потрепанная одежда из твида, на плече висел очень хороший полевой бинокль. А на отвороте куртки блестела металлическая бляха.
— Я еду на лошадиные скачки, — проговорил Байрон. — Это недалеко, в Ньютон-Эббот. Может быть, присоединишься ко мне?
В какой-то момент Уэзерби захотелось согласиться. Неплохо было бы уехать отсюда, забыть об убийствах и своей бесплодной охоте. Но он знал, что от мыслей все равно никуда не деться.
— Нет. Спасибо, что пригласил, но мне сейчас не хочется.
Байрон пододвинул стул и сел. Роуз смотрел на него внимательно и с большим интересом.
— У тебя удрученный вид, Джон.
— Ну, естественно, я удручен.
— Результатов пока нет, как я понимаю?
— Совершенно ничего. Я выхожу туда каждую ночь, но все впустую. Однако же у меня такое чувство, будто я был близок к нему много раз. Ты знаешь, что это за чувство, Байрон. Мне кажется, что за мной наблюдают, и от этого жутковато. Ну… как будто убийца ждет, когда я сделаю ошибку. Примерно так же бывает, если преследуешь раненого бизона — и чертовски хорошо знаешь, что он успел забежать тебе за спину.
— Да, мне знакомо это чувство, — согласился Байрон. Голос его прозвучал так, будто он говорил о чем-то сверхрадостном, о редком и приятнейшем явлении жизни…
— Если бы я только мог быть уверен…
— Уверен? Уверен в чем?
— Если бы я знал точно, что это существо ждет меня, мне было бы легче. Я бы не дергался так. Но я же не знаю, как определить, действительно ли что-то чувствую или это просто игра воображения.
— Ах, Джон. Возможно, ты утратил рефлексы, но интуицию — нет. Если ты чувствуешь что-то, значит, что-то действительно за тобой крадется. Так что не сомневайся в себе, сомнения — это болезнь цивилизованного человека. Когда ты шел за раненым бизоном, сомнений у тебя не было. Ты знал, что он тебя ждет. Ты не мог знать, когда бизон появится и откуда, но что появится — не сомневался. Он и появлялся. У тебя было мало времени, Джон. Бизон бросается, опустив голову, лобная кость у него толстая, и ты должен сделать быстрый и точный выстрел. Такие выстрелы ты и делал, конечно, иначе не сидел бы сейчас здесь. Но в те дни ты знал точно, что именно произойдет. А сейчас говоришь, что не уверен, не можешь доверять своим ощущениям? — Он заглянул Уэзерби в глаза, и у того по позвоночнику прошлись холодные пальцы. — Ты все потерял, Джон. Когда это существо захочет тебя взять, оно тебя возьмет. Выждет время, поймает тебя на зевке — и все. Когда захочет.
Уэзерби и Байрон смотрели друг на друга, а Роуз, разинув рот, переводил взгляд с одного на другого. Потом Уэзерби опустил глаза. Зашевелилась мысль, что все это ему очень не нравится.
— Возможно, — ответил он.
Некоторое время они молчали. Затем Байрон проговорил, уже совсем другим тоном:
— Беда в том, Джон, что ты слишком увлечен эмоционально. Чувства мешают разуму. И нужно думать не столько о том, что совершило это существо, сколько о том, что намереваешься делать ты. Для тебя это не охота, ты считаешь, что должен убить зверя до того, как он убьет еще раз. Но, знаешь, эти убийства… может, оно и к лучшему… — Байрон выглянул в окно. — Я вижу, что люди ожили от страха. Фермеры идут в собственный сарай не иначе как с ружьем, домохозяйки оглядываются через плечо на людной улице. Они всегда настороже — теперь, они живы, потому что ни на секунду не забывают о возможной смерти.
— И это хорошо?
— Думаю, да. Человек наиболее полно ощущает жизнь именно на пути к виселице. А есть ли сигарета
