Искатель, 2001 №9 - Станислав Васильевич Родионов
Брюс опять посмотрел на Байрона.
— Меня все это не касается, — подтвердил тот.
— Не касается — вы с ума сошли? Неужели вам все равно, что этих людей жестоко убили? — Он оперся о стойку, пожирая Байрона глазами. Байрон безмятежно потягивал пиво. — Прошлым вечером была убита Хэйзел Лэйк, — продолжал Брюс. — Вы были с ней знакомы? Она за всю свою жизнь никому не причинила вреда, не сделала ничего плохого…
— Я думаю, она за всю свою жизнь ничего не сделала. Точка.
Брюс моргнул. Сейчас он был похож на разозленного барсука. Лицо потемнело от прилившей крови.
— Я не желаю иметь вас своим клиентом, — прошипел он. — Допивайте и уходите отсюда.
Кружка Байрона приостановилась в воздухе. Было видно, что он еще не решил, разгневаться или рассмеяться. Конфронтация с человеком, не разделяющим его взглядов, на мгновение озадачила. Наконец Байрон рассмеялся.
— Вы сердитесь, — проговорил он, отставляя кружку на стойку. — Это хорошо. Мне нравится, когда человек негодует, когда ему хватает смелости высказать свои убеждения… даже если они глупые. По крайней мере, это живые, непосредственные чувства.
— Если я перескочу через эту стойку, полицейским придется оттаскивать меня от тебя! — прокричал Брюс. Он был чуть не вполовину меньше Байрона и весь дрожал от ярости.
— Ну а вы как, Джастин? — спросил Байрон. — Вы что-нибудь чувствуете? Что-нибудь начинает вяло шевелиться в ваших полицейских мозгах?
— Что с тобой такое, черт возьми? — возмутился Уэзерби.
— Со мной? Ничего. Может быть, я излишне откровенен, чуточку. Но неужели ты не понимаешь? Если люди чувствуют что-то, пусть гнев, пусть страх, даже сомнения, они по крайней мере живы. — Несколько мгновений он молча смотрел на Уэзерби. — Если ты еще жив, то найдешь убийцу.
Байрон повернулся и вышел, постукивая тростью. Он не спешил. Брюс провожал его выпученными глазами, будто хотел глазные яблоки выпустить, как пули, в спину Байрону.
— Бессердечный ублюдок, — пробормотал он.
Роуз сидел с открытым ртом.
— Кто это был? — спросил он.
Никто ему не ответил. Байрон оставил за собой черную дыру молчания… Дыру эту можно было заполнить только мыслями, а мысли возникали неприятные и вели к невыразимым заключениям.
Все в округе окуталось страхом. Его невидимое тяжелое покрывало давило, под ним трудно стало дышать. Особенно силен страх был потому, что люди не знали, чего им нужно бояться, какое чудовище нанесло три столь страшных удара. Говорили теперь об этом реже, чем поначалу, а думали почти постоянно. И это в Англии, где люди привыкли считать свой дом своей крепостью, неприкосновенным убежищем. Хэйзел Лэйк погибла как раз в своем неприкосновенном убежище… Значит, безопасности нет нигде, чудовище может прийти в любое время, в любой дом, и кто же станет следующей жертвой? Не смерть порождала этот всепоглощающий страх, а то, что природа грозящей смерти оставалась неизвестной, ну и обстоятельства гибели людей очень уж захватывали воображение… Суеверия, которые никогда не исчезают под поверхностной лакировкой современного цивилизованного человека, бурно разрослись, вытесняя рациональные мысли.
Крупные газеты разнесли эти страхи на всю страну. Но с особым волнением раскрывали каждый свежий номер именно здесь, в местах проклятых, эпицентре ужаса. Большинство газет проявляли умеренность, но скандальный листок Аарона Роуза стыда не знал и выжимал из темы волка-оборотня все что можно. Редактору материал Роуза понравился чрезвычайно, и он поместил сопутствующую статью, где рассказывалось о якобы подтвержденных случаях появления волков-оборотней и вурдалаков на Балканах; убивая двух зайцев одним камнем, редактор намекал, что убийца, очевидно, иммигрант: англичане оборотнями не бывают. Газета громко ставила под сомнение способность полиции разобраться в ситуации и спрашивала, делалась ли попытка сопоставить убийства с лунным циклом и измеряли ли объем крови, оставшейся в трупах — вдруг это вампир? Никто в редакции этим бредням не верил, разумеется, но читателям об этом было знать не обязательно…
Аарон Роуз, однако же, не был столь доволен своим успехом, как мог бы быть. Он находился ближе к убийствам и дальше от редакции и чувствовал охвативший людей страх. Его беспокоило, что опубликованный им материал мог только усилить этот страх, но он утешал себя тем, что бояться, в общем, нужно, от страха люди становятся более осторожными. Тем временем Роуз готовил новый материал, намереваясь дать полную картину местных настроений, но это совсем неожиданно оказалось затруднительным. Люди, которых он пытался расспрашивать, смотрели на него мрачными глазами и ничего не говорили: им было невыносимо обсуждать эти трагедии, случившиеся так близко от их дома. Просто темой для разговора эти события быть не могли. Роуз отказался от прямого подхода и поехал в ближайший рыночный городок, чтобы послушать, о чем говорят люди. Городок был совсем маленький, нечто вроде большой деревни на болотах, с узкими, мощенными булыжником улицами и несколькими пивными нарядного вида, однако настроение в этих пивных, как сразу убедился Роуз, было самое мрачное. В полумраке светились бледные лица, разговоры велись чуть ли не шепотом. Роуз устроился в темном углу и стал слушать. Главная тема звучала так: что за чудовище ходит по ночам и убивает людей? А в глазах стоял один вопрос: кто следующий? Роуз чувствовал, как холодный хоботок страха охватывает и его сердце…
Полиция была бессильна, и Джастин Белл переживал буквально муки ада, не зная даже, кого ему искать, человека или животное — а вдруг это какой-то фантастический гибрид, наделенный чертами и человека и зверя? В душе полицейского проснулись первобытные страхи, он стал плохо спать по ночам. Иногда, при свете дня, Белл высмеивал себя за такие мысли, однако по ночам они возвращались: его противник — существо, которое ходит как человек и бегает как зверь, у него когти, которые разрывают человеческую плоть и в то же время умеют открывать двери, а силы существу этому вполне хватает, чтобы оторвать у человека голову и унести ее в свое логово. Оно умеет изменять свой запах и следы, возможности его могут оказаться неограниченными…
Белл все больше и больше надежд возлагал на Уэзерби, вероятно, в силу подсознательного стремления снять с себя хотя бы часть бремени и вины, если неизвестный убийца нанесет еще один удар.
Уэзерби, однако же, сделать ничего не смог. Каждую ночь он выходил на болота и каждое утро возвращался, осунувшийся не только от физической усталости. Охота перестала быть удовольствием. Когда ночью он оставался один, вдоль позвоночника ему будто льдом водили, а плечи оставались напряженными до самого утра; ему постоянно казалось, что за ним наблюдают, что зверь умеет отличать беспомощную жертву от опасного противника и ждет, когда
