Холод в Берлине - Эуджен Овидиу Кирович
– Вы забыли о французах, – напомнил я.
– Не забыл. Они не относятся ни к фанатикам, ни к антифанатикам, а представляют собой отдельный лагерь. Назовем его лагерем циников. Они пытаются построить свою собственную маленькую утопию: уютный протекторат, населенный трудолюбивыми, благодарными немцами, готовыми на них работать. И похоже, вполне преуспевают.
– А как насчет вашего лагеря, сэр?
Селли затушил сигарету в пепельнице и сразу же закурил новую.
– Мы – лагерь реалистов или, по крайней мере, хотим себя таковыми считать. У нас есть свои, сугубо личные неурядицы в Индии, на Ближнем Востоке и в других точках, и рано или поздно нам понадобится помощь заокеанских друзей. К счастью, мы давно привыкли мыслить широко. Скоро всем придется выбирать, на чьей они стороне, но мы уже сделали свой выбор. Поберегитесь, приближается тяжелая артиллерия.
К столику со стаканом скотча в руке и сигаретой в уголке рта вальяжной походкой подплыл Гарднер.
– Надеюсь, вы, лимонники[21], не пытаетесь завербовать моего парня, – подмигнул он Селли.
– Как знать, – отозвался тот.
– Руки прочь! Джейкоб, в вашем приглашении мой стол. Девятый. Но сперва я хотел представить вас парочке знакомых.
Он схватил меня под локоть и повел в сторону. Я помахал на прощание Лейтону и Селли, которые ответили тем же и продолжили беседу.
– Чудесно смотритесь в смокинге, – отвесил комплимент Гарднер. – Прямо юный магнат.
– Спасибо. Где Белфорд? Я его еще не видел.
– Пожалуй, его не назовешь общительным парнем. Но Смит мне сказал, что для интервью все готово. В половине десятого зайдите в комнату двести один на втором этаже.
– Отлично, спасибо.
– А завтра мы организуем ваше возвращение в Штаты. Слышали, что на самом деле произошло с той девушкой? Всех переполошила, но хотя бы оказалась жива и здорова.
– Не жива и не здорова. Вся история со Штутгартом – выдумка. Я почти не сомневаюсь, что Шульц изнасиловали в Митте, но ей удалось сбежать и перебраться в наш сектор. Там ее и убили. Вероятно, недалеко от дома, где я нашел тело.
– И кто же убил?
– Неизвестно.
– Отчего вы так убеждены, что она не в Штутгарте?
– У меня с собой фотографии, которые я сделал той ночью. Хотите на них взглянуть? Они в сумке, в машине.
– Нет-нет, не стоит. Не сейчас. Смотрите, генерал Клей.
Хор голосов в зале резко умолк, словно радиоприемник выдернули из розетки. На обтянутый голубым атласом подиум поднялся генерал и встал перед микрофоном.
После приветственной речи открылись две пары высоких дверей, гости хлынули в столовую и засуетились в поисках своих столов. Я попытался продолжить разговор с Гарднером, однако за нашим круглым столом собралась слишком большая компания, чтобы удержать его внимание. Я помалкивал, поглядывая на часы и слушая, как музыкант во фраке бренчит на белом рояле.
Позже Гарднер представил меня двум берлинцам за нашим столиком, подчеркнув мои немецкие корни. Первый, старик с благородными чертами лица и копной седых волос, был именитым хирургом, который теперь восстанавливал систему здравоохранения в городе. Второй, высокий и худощавый мужчина примерно того же возраста, стал новым директором Берлинского филармонического оркестра.
На лицах обоих читалась одинаковая смесь сдержанного удовольствия и вежливой грусти проигравших, вынужденных сидеть за одним столом с победителями. Никто не пытался давить на чувство вины берлинцев, хотя они явно ощущали себя на невидимой грани между темным прошлым и открывшимся неопределенным будущим.
В двадцать минут десятого я извинился, вернулся в уже почти опустевший парадный зал и поднялся по главной лестнице в широкий коридор второго этажа. Нужная комната оказалась первой слева. Я постучал и, не дождавшись ответа, провернул ручку и вошел.
В просторных апартаментах горел свет. Коридорчик вел в комнату с двумя удобными кожаными креслами и столиком посередине. В дальнем конце находилась открытая дверь в спальню. На столе стояли графин с виски, два хрустальных бокала и вазочка с тающими кубиками льда. В пепельнице дымилась сигара – ее словно только-только оставили там. Я быстро заглянул в спальню, затем в ванную, но нигде не было ни души. Кто бы ни зажег эту сигару, он вышел через главную дверь.
Я бросился обратно в коридор и в дальнем конце заметил человека в форме, спешно шагавшего к лестнице.
– Эй! Майор Белфорд! – крикнул я, однако мужчина не обратил на меня внимания и спустился.
Я побежал за ним, но, когда добрался до подножия лестницы, ведущей в бальный зал, его и след простыл.
Я выкурил сигарету, затем вернулся за свой стол. Гарднер удивленно вскинул брови:
– Ну и ну, шустро же вы.
– Его там не было, – отозвался я и осушил стоявший передо мной нетронутый стакан виски, затем наполнил его вновь. – Если это был очередной розыгрыш, то совсем несмешной.
– Давайте выйдем.
Мы взяли с собой в парадный зал бокалы и сели за один из высоких столиков. Прием подходил к концу, и самые нетерпеливые уже небольшими группками стекались в фойе.
– Что произошло? – спросил меня Гарднер.
– Белфорда там не было. Похоже, он ушел прямо перед моим появлением, или же кто-то обставил все так, чтобы создалось такое впечатление.
Гарднер нахмурился:
– Ничего не понимаю. Смит обещал, что он там будет. Правда.
Я закурил сигарету и сделал глоток виски.
– Знаете что? Забудьте. Я даже не знаю, существует ли Белфорд на самом деле. Но что я точно знаю, так это то, что мне надоели все эти игры и секреты. Пора возвращаться домой.
– Мне известно об Анне, – внезапно бросил Гарднер.
Его слова сразили меня, точно пуля, и я долго молча глядел на него.
– Что вы сказали?
– О вашей сестренке. Не сердитесь на меня, но после знакомства
