Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн
– По субботам у нас всегда много людей, – тяжело вздохнув, объясняет она. – Но пока ждете, можете посмотреть наши книги.
Бросаю взгляд на стеллаж, подписанный «Новинки», с последними бестселлерами, а потом замечаю за ним нишу с надписью «История города».
– А там может быть что-то про Ненастный Перевал? – спрашиваю я, на мгновение забыв о том, что мне запрещено говорить с местными жителями о доме.
– О, много всего! – пылко откликается Марта Конвэй, будто я про эротические романы спросила. – Она наша главная достопримечательность.
– Она? – переспрашиваю я, похолодев, думая, что речь идет о Кровавой Бесс.
– О, простите, – тут же произносит девушка, выходя из-за стойки и ведя меня к нише. – Как гетеронормативно с моей стороны. Я думаю о доме как о женщине из-за всех женщин, которые там жили. Вы же знаете, что там был приют для падших женщин – как их тогда называли.
Марта начинает доставать с полок книги и раскладывать на небольшом столике.
– Потом его превратили в школу, ее возглавила реформатор тюремной системы Джозефина Хейл. Вот проспект, который члены правления напечатали в качестве рекламы. – Она передает мне тонкую сшитую брошюрку. – Можете посмотреть, что девушкам давали на завтрак, что они изучали на уроках. Все звучит очень позитивно и полезно. Думаю, сперва у Джозефины Хейл были добрые намерения, но все изменилось после того, как одна из воспитанниц, Бесс Моллой, убила мужа Джозефины и подожгла дом сто лет назад – на этот Хэллоуин будет годовщина! – радостно добавляет она, будто это повод для праздника. – Эта история интересует большинство посетителей. Отчет об убийстве опубликовали в газетах «Покипси джорнэл» и «Кингстон Фримэн», еще вышла книга современного криминолога: автор утверждает, что Бесс Моллой, или Кровавая Бесс, как ее прозвали, была слабоумной и подверглась тлетворному влиянию в трущобах Нью-Йорка. В пятидесятых также вышла книга одного психиатра, он предполагал, что у нее развилась «противоестественная привязанность» к Джозефине Хейл, – закатила глаза Марта. – И еще есть монография, где в проснувшейся жажде убийства Кровавой Бесс обвиняют социалистов. Вы проводите исследование для газеты? – внезапно спрашивает она.
Сажусь за стол и начинаю листать одну из книг, чтобы придумать, как лучше ответить. Девушка садится рядом.
– Не совсем, – наконец отвечаю я. – Я работаю в издательстве в Нью-Йорке, провожу предварительное исследование для книги.
– А, для книги про дома с привидениями в долине реки Гудзон? – оживленно уточняет она. – Под Хэллоуин кто-нибудь всегда пишет про Кровавую Бесс, она всегда часть торжества – особенно в этом году, годовщина же. Вы где-то здесь остановились?
Помня о подписанном соглашении, на ее вопрос я отвечаю своим:
– А почему людей так интересует Кровавая Бесс, даже сто лет спустя после ее смерти?
Девушка моргает, будто не совсем понимает мой вопрос, но когда отвечает, щеки у нее розовеют, и я понимаю, что он ее задел.
– Конечно, ты из большого города и, наверное, считаешь, что это так провинциально – зацикливаться на скандале столетней давности.
– Нет! – поспешно возражаю я, испугавшись, что разговорчивой и дружелюбной Марте Конвэй из-за меня стало неловко, что я ее обидела. Получается, я заставила ее чувствовать себя так же, как Кайла с Хэдли – меня, то есть наивной простушкой. – Я и не из города на самом деле… – «Я вообще из ниоткуда», – чуть не вырывается у меня. Вместо этого я говорю, точно поднося жертву богам Скромного Происхождения: – Я училась в государственном университете Нью-Йорка в Потсдаме.
– О! – тут же оживляется она. – Вперед, «САНИ Потсдам»! Я училась в Дженезео в выпускном классе, а потом на библиотекаря в государственном университете «САНИ Олбани». – И потом, будто наше общее прошлое в системе государственного образования скрепило связь между нами, она наклоняется ближе и шепчет: – Люди все еще говорят о Кровавой Бесс, потому что с момента ее смерти тот дом стали преследовать неудачи. Девочки в учреждении утверждали, что слышат, как призрак Кровавой Бесс всхлипывает, видели ее тень, висящую на стене башни, когда всходила полная луна. Местные, кто работал в поместье Ненастный Перевал, рассказывали, что начало происходить нечто странное. Крыша протекала, в стенах появлялись трещины, подвал затапливало. Будто дом сам хотел себя разрушить. И сама Джозефина стала совсем другим человеком, настоящим солдафоном, ввела строгие правила – теперь запрещалось разговаривать во время работы, покидать свою комнату ночью, даже в туалет, а за любые нарушения сажали на хлеб и воду и запирали в одиночестве. Доктор Синклер перед смертью работал над книгой о регрессии прошлой жизни: ходили слухи, что он верил в реинкарнацию Кровавой Бесс – в одной из своих пациенток.
– Безумие какое-то, – говорю я, отодвигаясь от Марты.
– Знаю, – соглашается она. – Вот что это место делает с людьми. Как думаешь, почему Вероника Сент-Клэр перестала писать?
Я уже собираюсь ответить, что это потому, что она ослепла, но потом вспоминаю, что мне запрещено обсуждать ее с местными жителями. Но Марта будто и не ждет ответа.
– Потому что она боится призвать Кровавую Бесс обратно в Ненастный Перевал, – заканчивает Марта, широко распахнув глаза. – Только представь! У любого бы тут писательский блок случился.
Глава десятая
Не успеваю я отреагировать на нелепую теорию, как она вновь преображается в библиотекаря и смотрит на часы.
– О, вот и твое время подошло. Пойдем, выгоним ребят из-за компьютера!
Ей приходится оторвать недовольного подростка от игры в War Zone, а потом она отправляется на поиски книг для группы мамочек с детьми, оставив меня одну. Я захожу в почту и вижу, что пришли сообщения от Кертиса Сэдвика, Глории и Аттикуса.
Тема письма от Аттикуса – «Мне жаль».
Открываю это сообщение первым, самодовольно улыбаясь и представляя, что он извиняется за свое поведение в мой последний день в офисе, но улыбка скоро исчезает с лица.
«Слушай, прости, если обидел. Я лишь хотел, чтобы ты знала больше фактов о Веронике Сент-Клэр и Ненастном Перевале и могла принять обдуманное решение, соглашаться на эту работу или нет.
