Крестные матери - Камилл Обре
Джонни снова разлил по бокалам спиртное в баре, и на этот раз Люси присоединилась к мужчинам. Фрэнки сидел на телефоне, но уже повесил трубку, выругавшись вполголоса, а потом заинтересованно посмотрел на брата.
– Боже, Джонни! Ты хоть знаешь, кто были эти ребята?
– Люди Стролло, так ведь? – нетерпеливо ответил Джонни. – И что с того?
– Со Стролло разговор только начался. Вопрос ушел выше, потому что дело нужно было сделать быстро и безупречно. У нас только что побывали люди из «Корпорации убийств»! А тот здоровяк? Это был сам Альберт Анастазия! Мы только что вызвали дьявола из преисподней.
Наступило напряженное молчание, которое нарушил Джонни:
– Так было нужно. Беречь это место – в наших общих интересах. Мы сейчас хорошо зарабатываем. И сможем выдержать все, что бы ни случилось.
Люси сдержала испуганный вздох и спешно взбежала вверх по лестнице. Она сразу, в ту же секунду, поняла, что должна сделать. Эми так и сидела в своем кресле в гостиной со смущенным и непонимающим видом, пока наконец наивно, будто ребенок, не спросила у Люси:
– Брунон умер?
– Да, – ответила Люси. – Да. И его убила ты, Эми. Джонни и его семья сделали все возможное, чтобы помочь тебе не попасть за решетку. Так что – неважно, как ты себя будешь чувствовать завтра, или через месяц, или спустя долгие годы, – ты никогда не должна говорить об этом, тебе нельзя никому рассказывать, даже имя его упоминать, никому и никогда, даже священнику на исповеди, – или ты отправишь в тюрьму нас всех. Ты поняла меня, Эми?
Люси говорила жестко и ухватила Эми за плечи, чтобы та смотрела ей прямо в глаза.
– Не разыгрывай со мной дурочку, девочка. Мне нужно знать, что ты меня услышала и поняла. Сегодня ночью мы все тебя защитили. Теперь ты должна защитить нас. Так что скажи мне, что ты все поняла, Эми, и что ты никогда об этом не пожалеешь и никому в этом не признаешься. Скажи мне, Эми, что ты нас не предашь. Ну же? Или, если ты не сможешь хранить молчание, скажи нам об этом здесь и сейчас, и мы отвезем тебя в полицию, где ты сможешь во всем признаться. Отвечай, Эми! – встряхнув ее за плечи, прикрикнула Люси.
Эми внезапно будто проснулась и посмотрела ясным взглядом на Люси. Когда она заговорила, голос был спокойный, незнакомый даже для нее самой, и все же он звучал как голос кого-то, кто всегда таился внутри нее и просто ждал своего часа, чтобы выйти на свет.
– Хорошо. Я никому не скажу. Я не хочу из-за Брунона попасть в тюрьму, – решительно ответила Эми. – И я никогда не предам тебя и семью Джонни.
– Поклянись душами своих отца и матери, – потребовала Люси.
В это мгновение, когда, будто фургоны первых переселенцев, вокруг нее кружили Джонни, Фрэнки и Люси, Эми вдруг осознала, что в первый раз в жизни кто-то действительно пытается ее защитить. Значит, они и есть ее настоящая семья. И она умрет за них, если будет нужно. Да, она готова за них умереть.
– Я клянусь и их душами, – торжественно заявила Эми, – и своей душой.
Глава 8
ПЕТРИНА
Рай, штат Нью-Йорк, 1937 год
Петрина очень любила террасу частного загородного клуба, которая выходила на небольшой пляж. Днем море усеивали парусники, а на берегу можно было весело проказничать с детьми. Вечерами в клубе было особенно празднично, в нем зажигали бумажные фонарики, похожие на банки со светлячками.
Так что, когда ее дочери Пиппе летом 1937 года должно было исполниться пять лет, Петрина была очень рада, что им удалось зарезервировать клуб на вечеринку в честь дня рождения даже в такой горячий сезон. Конечно, как и всегда, семья Ричарда задействовала свои связи. Отец Ричарда, знаменитый адвокат, претендовал на место судьи, и люди были рады оказать ему услугу в предвкушении его выдвижения осенью на столь высокий пост. Петрина понимала силу семейных связей, в их районе ее отец пользовался таким же влиянием. Но Гринвич-Виллидж и Уэстчестер, как ей казалось, находились в разных мирах. По крайней мере, здесь люди вели себя более искренне.
И вдруг, когда родители Ричарда решили заплатить за него, праздник в честь дня рождения Пиппы превратился во что-то большее.
– Смотри, сколько важных особ к нам придет! – с восхищением говорил Ричард, изучая список гостей, составленный матерью.
Известные предприниматели, издатели газет, политики… Петрина даже увидела имя сказочно богатой наследницы, которая была самым крупным жертвователем библиотеки и больницы и которая стояла во главе всех окрестных дам на каждом заседании попечительского совета и благотворительном мероприятии.
– А что с моими родными? – спросила Петрина, пробежавшись по списку гостей и не встретив там их имен. – Разве они не важные особы?
– Неужели твои родители поедут в такую даль? – вместо ответа на вопрос спросил Ричард.
Раньше он не был таким скользким.
– Но как мы узнаем, приедут они или нет, если мы их не пригласим? – ехидно поинтересовалась Петрина. – Твоих родных на нашу свадьбу они ведь приглашали.
Родители восприняли ее тайный побег лучше, чем она ожидала. Они все еще считали ее «мисс независимость», но были рады, что она наконец выйдет замуж и «успокоится». Они устроили праздник в честь Петрины и Ричарда в хорошем ресторане в Гринвич-Виллидж и пригласили самых близких друзей, но семья Ричарда вежливо отклонила приглашение, удачно оказавшись именно в этом месяце на мысе Кейп-Код, так что вместо себя они прислали подарок – хрустальную чашу для пунша.
К настоящему времени Петрина и Ричард были женаты уже шесть лет, но его семья до сих пор не устроила ответный прием в честь их свадьбы. Мать Ричарда вела себя так, будто Петрина – сиротка, которую Ричард привел в семью, познакомившись с ней на клубном турнире по теннису. Что, впрочем, было довольно близко к истине.
– Она, знаете ли, окончила Барнард, – уверяли своих друзей родители Ричарда.
Похоже, она прошла их проверку, хотя Петрина заметила, что все девушки в пригороде, как и она, по всей видимости, спрятали свои дипломы и сосредоточились на том, чтобы стать благовоспитанными женами и матерями. Карьерой занимались только мужчины. Женщинам разрешалось иметь «проекты», но от них не ожидалось, что они будут заниматься ими серьезно.
Петрина нашла несколько благотворительных организаций, деятельности в которых ей помогали знания об искусстве. У нее был наметанный глаз на произведения искусства, и
