Три твои клятвы - Питер Свонсон
Эбигейл была рада, что Брюс все еще сидит у огня, потягивая виски. Она с трудом представляла себе, сможет ли заняться сексом прямо сейчас. Перевернулась на живот, в позу, в которой обычно засыпала, и, уткнувшись лицом в слишком твердую подушку, приготовилась притвориться спящей.
Насколько она понимала, было два возможных сценария. В первом Скотти действительно верил, что они влюбились друг в друга в Калифорнии, и надеялся улучить момент, чтобы попытаться убедить в этом Эбигейл. Почему он решил попробовать сделать это во время их медового месяца – это уже другой вопрос, но в этом сценарии она исходила из того, что Скотти более или менее вменяем, просто им двигала истинная влюбленность. Если это так, то оставался шанс, пусть и небольшой, что она сумеет убедить его оставить ее в покое. Другой сценарий – более вероятный – был таков: Скотти нездоров, возможно, даже в бреду, и говорить с ним бессмысленно. Если это так, то Эбигейл знала: самым умным и безопасным шагом было бы немедленно рассказать Брюсу о Скотти, предупредить власти (кстати, где здесь вообще ближайшие власти?) и отдаться на милость Брюса.
Есть два способа это сделать, подумала Эбигейл. Она могла бы рассказать Брюсу всю правду, что переспала с этим мужчиной в Калифорнии. Рассказать, что она была пьяна, что на следующее же утро пожалела об этом, и попросить у Брюса прощения. Но Эбигейл знала: если она скажет Брюсу всю правду, их браку конец. Брюс так сильно переживал из-за неверности своей матери, что нечего было даже надеяться, что он простит ее. Другой вариант состоял в том, чтобы сказать ему половину правды. Мол, она встретила этого парня в ночь своего девичника. Она была пьяна и, возможно, немного флиртовала с ним. Он пытался поцеловать ее, и она оттолкнула его, но, возможно, недостаточно сильно. И вот теперь он здесь, преследует ее… Конечно, он может рассказать Брюсу свою версию, но тогда это будет его слово против ее, не так ли? Он никак не смог бы доказать, что они спали вместе.
По мнению Эбигейл, этот вариант – она назвала его полуправдой – был лучшим. Но проблема состояла в том, что ей приделся лгать. Странным образом она считала, что еще не лгала Брюсу. Да, она изменила ему, но ведь он не спрашивал ее напрямую, изменяла ли она ему хотя бы раз с тех пор, как они познакомились. Ну, не совсем так… Он спросил ее во время обеда в том мексиканском ресторане в центре города, после того как она вернулась из Калифорнии. Она заверила его, что нет, верно? Или просто отделалась шуткой? В любом случае, пойди она по пути «полуправды», она ему соврет. Причем она не только станет ужасной лгуньей – Эбигейл знала, что это будет ужасный способ начать их брак. И поверит ли Брюс, что, просто поговорив с ней в винограднике, этот тип станет преследовать ее по всей стране?
Она слушала, как Брюс заходит в ванную, чистит зубы и снова выходит. Он двигался бесшумно, и Эбигейл надеялась, что Брюс не станет будить ее, когда ляжет в постель. Но нет, когда он лег рядом с ней, нежно положил руку ей на поясницу и начал делать круговые движения большим пальцем. Эбигейл пошевелилась, невнятно пробормотала что-то в подушку, а затем сказала:
– Спокойной ночи, дорогой, – надеясь, что ее голос звучит достаточно сонным.
– Спокойной ночи, – отозвался он, но его рука скользнула ниже и легла на холмики ее ягодиц.
– Уже сплю, – пробормотала Эбигейл в подушку, и он убрал руку.
Она лежала неподвижно, тихо-тихо, дыша так, как, ей казалось, она дышала, когда спала, и через двадцать минут Брюс перевернулся на бок и захрапел.
Утром на веранде, после совершенно бессонной ночи, Эбигейл поняла, что так и не решила, как будет действовать. Если это сценарий с «психопатом-преследователем», она решила не спускаться к пруду и не встречаться со Скотти. Нет, она знала, что в конце концов ей придется поговорить с ним, но пусть это произойдет без ведома Брюса. Она как можно яснее даст понять, что Скотти ей совершенно неинтересен, и если он ей не поверит или станет ясно, что он не уйдет, то она пойдет к Брюсу и во всем признается. Эбигейл все еще не решила, скажет ли она ему правду или полуправду; она примет это решение позже. В любом случае при мысли об этом ей становилось дурно, не только из-за того, что это сделает с их браком, но и каким ударом это будет для Брюса. «Если сомневаешься, говори правду» – так учила ее мать, и она знала: рано или поздно ей придется это сделать. Эбигейл приняла решение, и теперь все было вне ее власти.
От пруда донесся странный дрожащий крик, за которым последовал еще один, точно такой же. Эбигейл решила, что, вероятно, это гагары, хотя никогда раньше их не слышала. Но где-то в прошлом – или в прочитанной ею книге – она слышала, что их крики похожи на крики призраков. Посмотрела на полоску пруда, которая была ей видна. В раннем утреннем свете его поверхность была гладкой, и туман быстро рассеивался.
Двери позади нее открылись, и на веранду шагнул Брюс.
– Ты рано встала, – заметил он.
– Это временно, – сказала Эбигейл. – Может, я еще вернусь в постель… Ты слышал крики гагар?
– Нет, – сказал он.
– Думаю, это были гагары. Либо они, либо пруд населен призраками.
– Что ты хочешь на завтрак? – спросил он.
– Может, заказать его сюда? Яичницу-болтунью на тосте?
– По-моему, звучит идеально… А, ты об этом?
Крик гагары раздался вновь.
– Да, – сказала Эбигейл – и на мгновение почти повернулась, чтобы рассказать ему все, но так и не смогла заставить себя сделать это. Она знала: как только эти слова будут сказаны, вся
