Последний кайдан - Элла Чак
Вот почему Акира «скрывал» меня – то есть мой дар – от всех. Он боялся, что я стану изгоем. Но я и так была изгоем: в мире людей – не совсем своей, в мире духов – не совсем чужой.
– Искать надо лучше! – сердито ответила я. – Её тело осталось в поле! И лицо… у неё не было глаз, только дыры и раны!
Хатиро захлопнул новенький учебник по экономике, который он купил.
– Нацуми, говорят, её видел собственными глазами водитель автобуса в Окуре. Он её по фото узнал.
– Жаль, что Хага-сенсей собственными глазами больше ничего не увидит. Потому что у неё их нет! Только месиво и багровые дыры! Выцарапанные кратеры – вот что осталось!
Губы Хатиро от моего красочного описания задрожали, но он держался.
– Ну и кто и как, по-твоему, убил её? Чем можно так… выкорчевать глаза?
– Знал бы ты, сколько методов убийств у… ёкаев.
– У кого?
Ну да. Я секрет Хатиро про свечу знала, а он мой про ёкаев – нет. Пока нет.
– У злых духов и сущностей, Хатиро. Экономику знаешь, а мифологию нет?
– Экономика поможет мне поступить в институт. А твои ёкаи?
– Знания о них помогут тебе не умереть.
Хатиро посмотрел на запястье, хотя на нём не было часов.
– Знаешь, время позднее. Мне пора спать, а тебе пора решать задачки. Вот пример. Две я сделал, а ты реши следующие сто десять по тому же принципу. Завтра покажешь.
Хатиро провожал меня со второго этажа, пока его дедушка дремал внизу под звук телевизора. Справа была ванная комната с раздвинутыми сёдзи.
– Задвинь сёдзи, – с тревогой кивнула я на них. – Вдруг дождь…
Я шла и запоминала каждый предмет вокруг себя, а когда пришла домой, впала в подобие транса и вылепила из воска дом Хатиро и его дедушки Накамуры-сана.
– Ты опять? – застал меня за лепкой Акира, чьё приближение я не услышала и не успела спрятать поделку. – Я запретил тебе делать это! Откуда воск? Откуда?! Кто его тебе даёт? Ты крадёшь? Приёмная дочь – воровка! Позор этой семье и твоему роду!
В комнату заглянула мама, но не вступилась за меня.
– Акира-сан, – обратилась к мужу мама, – сына разбудишь.
Она проигнорировала меня в эпицентре скандала. В эпицентре её спокойствия был только Анихико. Но я порадовалась, что Акира перестал кричать. Меньше всего я хотела потревожить сон братика.
Моя работа из синего воска была искусной и точной, но Акира не стал любоваться макетом дома семьи Накамура. Схватив изделие, он разжёг на улице огонь с помощью каминного розжига в бочке и швырнул воск в пламя. В небо повалил спиралью столп голубых искр.
«Вот бы шагнуть по этой лесенке… Вот бы убежать от всех в небо!»
* * *
После экскурсии в тот же день я попросила незнакомую мне девочку из начальной школы сунуть под дворник автомобиля патрульного записку. Я сказала ей, что написала имя хулигана, который дёргает девочек у меня в классе за волосы. Оценив длину моей косы до колен, девочка поклонилась и сунула записку, как я велела. Она, конечно, заглянула в текст, но ничего разобрать не смогла.
Прочесть послание с координатами нахождения тела учительницы Рики Хаги сможет тот, для кого такие, как я, – не асоциальные члены общества, одной ногой переступившие порог психиатрической клиники. Тело учительницы найдёт только тот, кто видит, как ему подмигивает камень-цукомогами[39].
* * *
Я смотрела, как горит макет дома Накамура, и шептала, не в силах отвести глаза и жалея, что не успела вылепить фигурки людей, которых застанет пожар:
– Это случится именно так… Огонь поглотит их…
И не только людей, но и секрет Хатиро – его свечу синего цвета с четырьмя фитилями.
Впервые я увидела сокровище семьи Накамура, когда помогала Хатиро с кокуго[40] во втором классе.
Родители Хатиро были в разводе, жил он с дедушкой. Мама и папа Хатиро перебрались в Токио и по очереди, соблюдая график, чтобы не пересекаться друг с другом, приезжали навестить сына, но не оставались, по словам Хатиро, даже на обед. Хатиро не говорил мне, но я точно знала (ведь мы с ним похожи), что он раздражает родителей одним фактом своего существования, а почему так происходит, дети понять не могут. Почему мать холодна и не ласкает? Почему отец стискивает зубы и уходит? Мама и папа Хатиро сбежали от него за сотни километров, и он, как все дети, винил в этом себя.
– Нацуми! Идём! – позвал меня Хатиро, выглядывая из-за отодвинутой створки сёдзи, и прямоугольные стёкла его очков отбросили на меня синий блик. – Дедуля уснул! Скорее, я тебе кое-что покажу! Идём! Только тихо!
Я с трудом оторвалась от проверки написания Хатиро сорока шести символов катаканы. Ему с трудом давались две азбуки, катакана и хирагана, а их нужно было выучить ещё до школы.
– Но… Хатиро… – посмотрела я на него, сморщив лоб, – тебе нужно учиться! Потом поиграешь. Мы уже не дети.
– Нам шесть лет, Нацуми. Не хочешь, как хочешь, – обидевшись, скрестил он руки. – Одзи-сан никогда не допустит тебя до синей свечи, а я…
– Что? – перебила я Хатиро, испортив предложение, в котором вместо «кирэй дэ су нэ» теперь красовалось «кирай дэ су нэ» и выходило, что Хатиро не считает что-то красивым, а ненавидит это. – Что ты сказал про свечу?
– Ну, это, – захихикал он, лохматя волосы, – она просто там… Ничего я про неё не говорил! Забудь!
Он выставил перед собой ладони и затряс ими, словно пробовал выбить из моей головы только что сказанное. Я поднялась на ноги, и канцелярские принадлежности посыпались по моей серой школьной юбке, оставляя на коленях пару «угольных» росчерков чёрным маркером.
– Показывай! Веди меня, Хатиро!
– Тише! – шикнул он, но прикоснуться ладонью ко рту, чтобы успокоить меня, не решился. – Разбудишь дедулю!
Он вдруг стал серьёзен.
– И смотри: проболтаешься кому про синюю свечу – на всю жизнь перестану с тобой дружить!
Я отпрянула и порывисто кивнула, что означало «мог бы и не произносить таких глупостей вслух! Я друзей не предаю!».
– Пошли, – зашептал Хатиро. – Ступай аккуратно. Пол не скрипит, но скрипит дедушкина клюка. Прислушивайся, пока идём.
Я кивнула, и мы с Хатиро покрались мимо сёдзи, за которыми посапывал дедушка Хатиро. Заметив две тени, мелькнувшие за тонкой бумагой, я покрепче зажала себе рот сама, почувствовав, как у
