Кульбиты - Валери Тонг Куонг

Эдди промолчал. Он всегда считал, что лучше отпустить виновного, чем наказать того, кто ни в чем не виноват. Если Лоретта действительно ничего не знала – ведь она взяла его с собой, – значит, сейчас потрясена не меньше, чем он. Значит, и ее сердце разбито дважды: смертью человека, которого она любила, и его предательством. Если это так, несправедливые подозрения лишь сделают ей больнее.

Он подписал бумаги, которые перед ним положили, и вышел из комнаты. Никто не пытался его остановить – ни невозмутимый Эрнест, ни Лоретта с натянутой, будто приклеенной к лицу улыбкой, ни юрист, перебиравший документы.

Сидя в машине, он позвонил Норе. Сказал, что случилось нечто невероятное и очень важное: у него есть брат. Брат, которого отец сначала ему не дал, а потом… украл. Брат, с которым у него теперь ничего не выйдет – слишком поздно. В десять, в двенадцать лет еще могут возникнуть общие воспоминания, крепкие связи, можно ссориться, защищать друг друга, любить и ненавидеть. Но время упущено. Это не брат, который появился из ниоткуда, это чужак, возможно, даже враг – кто знает. Это противопехотная мина, и он на нее наступил. Эрнест не виноват, ни в чем не виноват. Он не просил, чтобы его рожали, не собирался расти без отца и даже не претендовал на часть наследства. Однако самим своим существованием он разрушил жизнь Эдди. И отныне тот больше ни в чем не может быть уверен. Он даже не знает, как правильно дышать.

– Может быть, не все еще потеряно, – негромко проговорила Нора. – Но это тяжело, я понимаю. Помни, я люблю тебя всем сердцем.

После его звонка она выключила компьютер и графический планшет и сказала коллегам, что ей нужно срочно уйти. Она так спешила, что забыла надеть пальто. На шоссе свернула не туда, проехала лишние четыре километра, едва не врезалась в ограждение. Когда она открыла дверь их дома, Эдди бросился к ней и обнял так крепко, что она испугалась, как бы он не сломал ей ребро. Но она его не остановила. Эдди почувствовал, как ее любовь изливается на него, заполняет его, подобно живительной влаге, вспомнил, что она – истинный смысл его жизни, его будущее, его утешение. Он ласкал ее, целовал губы и пальцы, покусывал ногти, плакал – с ней он мог позволить себе быть уязвимым. Всего раз, один только раз, ведь он хотел, чтобы она знала: он – ее опора, но сейчас он должен дать выход своей боли, а потом он снова возьмет себя в руки и построит нечто великое и нерушимое. Пусть фундамент его детства рушится – живые корни их с Норой семьи дадут новые побеги.

Следующие несколько дней они не возвращались к тому, что произошло, хотя тень случившегося нависала над каждым их словом. Однажды утром Нора все-таки решилась заговорить. Эрнест еще был в городе, ожидал завершения последних формальностей, и после этого он уедет за сотни километров, исчезнет из их жизни.

– Дети не должны расплачиваться за ошибки родителей. Давай пригласим его. Вдруг ему захочется прийти? Что, если нам потом всю жизнь придется жалеть? Будь что будет.

Они были женаты всего несколько месяцев, но любили друг друга гораздо дольше. И абсолютно доверяли друг другу.

– Нам не о чем говорить. Это будет мучительно.

– Зато для тебя в этой истории не останется белых пятен. На Лоретту тут надеяться не приходится…

Накануне Эдди ездил к матери. Но едва он упомянул об оглашении завещания, как она остановила его:

– Не нужно вонзать нож в старые раны, мой мальчик, больше ничего не хочу об этом слышать, ты меня понял?

– Понял, мама.

Однако Эдди казалось, что нож вонзился не в старые раны, а ему в живот.

И он уступил Норе, но пусть Эрнесту позвонит она сама. Он боялся говорить с ним, приглашать к себе – стоило подумать об этом, как в глазах начинало темнеть, слова путались, отказывались выстраиваться в предложения. Когда Эрнест услышал в телефоне мягкий, теплый и искренний голос Норы, то сразу согласился, понимая, что бояться нечего – в этом приглашении нет ни подвоха, ни угрозы. Ему тоже не хотелось потом ни о чем сожалеть.

Следующим вечером он появился у них на пороге с бутылкой хорошего вина в руках.

Братья оказались настолько разными, насколько это вообще возможно. Эдди – ему тогда было тридцать два года – окончил одну из лучших бизнес-школ в стране и строил карьеру. Он работал стратегическим консультантом в крупной компании. Он высоко ценил труд. Главным в его жизни было навязанное Вальтером стремление к успеху, измеримому и осязаемому, который, в свою очередь, был необходим для достижения главной цели: он хотел создать семью с Норой, окружить ее заботой, сделать все возможное, чтобы горячо любимая жена была счастлива.

Нора была художницей, творческой натурой, и делала такие красивые украшения, что на улице ее нередко останавливали и спрашивали, где она такие нашла. Эдди хотел, чтобы она перестала работать графическим дизайнером и занялась любимым делом. У него был план: купить красивый дом с большим садом, где будут играть их дети, и с мастерской для Норы – просторной и хорошо оборудованной. Ради этого он готов был вкалывать по пятнадцать – восемнадцать часов в день, почти все выходные проводить на работе, соглашаться на невыполнимые требования и сроки, разгребать лавину писем, терпеть сколько понадобится. Нора была его топливом.

Эрнесту недавно исполнилось двадцать три года, и ни о чем подобном он не думал. Он, можно сказать случайно, выучился на автомеханика: они с матерью жили рядом с автомастерской, где ремонтировали кабриолеты шестидесятых годов, английские и американские автомобили пятидесятых и обслуживали спортивные гоночные машины. Он был тем самым мальчишкой со щеками, перемазанными машинным маслом, который с пяти лет крутился под ногами у механиков. Он был готов мести полы, выуживал крошечными пальчиками болты, провалившиеся в радиатор или карбюратор, и в конце рабочего дня выпрашивал разрешение сесть за руль. Он любил запахи смазки, бензина, сварки, звук, с которым режут и гнут металл, гул вентиляторов. Ему нравилось сидеть с рабочими, слушать, как они мечтают хоть раз прокатиться на машинах, которые реставрируют, но на которых им никогда не доведется ездить.

Он хорошо учился, лучше всего ему давался французский – он любил читать и отлично писал сочинения. Для матери стало неожиданностью его решение бросить школу, однако препятствовать она не стала. Ей хотелось, чтобы он был счастлив, а счастлив он бывал, только с головой нырнув в мотор, с дочерна перепачканными руками. Так и продолжалось, пока он не получил первую настоящую работу в гараже, где чинили в основном фургончики, разбитые спешившими на рынок поставщиками. Хозяин гаража однажды вечером напился, затащил его в покрасочную камеру и попытался избить. Они сцепились на холодном бетонном полу. Хозяин был втрое тяжелее, он расплющил его своим мягким и мерзким телом, не давал дышать. Но ярость в помутившемся сознании Эрнеста победила ужас и отвращение. Ему удалось схватить разводной ключ и нанести удар. Он бил снова и снова, пока кровь не залила пол, заляпанный краской и лаком, а хватка хозяина не ослабла.

Эрнест встал, привел себя в порядок и ушел, прихватив из кассы то, что ему причиталось. Он никому не рассказал о том, что произошло, хозяин мастерской тоже молчал. С тех пор Эрнест больше никогда не устраивался на постоянную работу, особенно в гараж. Матери, которая видела, как он изменился, он объяснил, что от запаха бензина у него болит голова, – то же самое он сказал Эдди и Норе, как и любому другому, кто его спрашивал. С одной сезонной работы он переходил на другую: весной – в садах, летом – на пляжах, зимой – в горных ресторанах. Случались у него и мимолетные романы, истории на одну ночь и даже на неделю, но на большее он не был готов. Он полюбил независимость, свободу от любых привязанностей. Работал он ровно столько,