Крестные матери - Камилл Обре
* * *
– Когда ты уезжаешь? – спросила Филомена, когда они из прохладной, полутемной церкви вышли в душную жару улицы, щурясь от яркого солнца.
– В начале следующего месяца, – понизив голос, ответила Розамария. – Никто не должен знать об этом, Филомена. Никому ни слова! Если синьора об этом узнает, она обязательно найдет способ мне помешать.
– Я ничего не скажу, – с несчастным видом прошептала Филомена. – Ты же знаешь.
– Тогда пойдем. Нам пора возвращаться на ферму.
Филомена почувствовала, будто наконец очнулась ото сна.
– Что ты сказала кухарке? Почему она сегодня нас отпустила?
– Я сказала ей, что умер один из наших дядей и нам нужно поехать на похороны. – Розамария приостановилась возле мужчины, продающего мороженое в рожках. – Мы купим одно и разделим пополам, – сказала она, покупая фисташковое мороженое.
Они примостились на каменных ступенях снаружи церкви и по очереди ели холодное сливочное лакомство, наблюдая за толпами удивительно энергичных людей, которые спешили по своим делам, громко разговаривая и оживленно жестикулируя.
Едва они доели мороженое, как услышали гул, а потом рев, который заставил их поднять взгляд к небу. Над городом пролетала эскадра военных самолетов. Девушки прикрыли глаза ладонями, чтобы посмотреть, куда те сегодня направляются. Но, еще не осознав, что это вражеская эскадра, Филомена услышала пронзительное гудение, которое быстро переросло в оглушающий вой.
Мгновение спустя бомбы упали на город, и все вокруг взорвалось тысячами осколков.
Позже Филомена узнает, что случилось в тот день. Она узнает, что четыре сотни самолетов В-17 сбросили на город бомбы и при этом в Неаполе погибли три тысячи человек, в городе начался пожар и еще три тысячи человек пострадали от взрыва корабля в гавани. Что больница Санта-Мария-ди-Лорето и та самая церковь, на ступенях которой они только что сидели, Санта-Кьяра, были полностью уничтожены.
Но все, что Филомена помнила сама, – это только взрывы, громче, чем гром, от самого их звука болели уши, грудь, содрогалось все тело до самого нутра, и это еще до того, как взрывной волной ее швырнуло на землю. Ей казалось, будто землетрясение, пожар и ураган слились в одно целое и обрушились на город. Прямо перед тем, как на них начали обваливаться камни церковной кладки, она почувствовала, что Розамария ухватилась за нее. Затем внезапно все погрузилось в черноту, и наступила тишина…
* * *
Когда Филомена открыла глаза, город был похож на призрачный череп, издающий мучительный дикий визг, и она находилась в самом его центре. В городе было так темно и жутко от клубов черного дыма, что она почти ничего не видела. Она судорожно вдыхала, пытаясь набрать воздуха в грудь, но он был наполнен пеплом и резкой вонью: запахами металла, живой плоти, масла, гудрона, дерева, камня, сгорающими в адской топке. Что-то навалилось на нее и придавило к земле, что-то гораздо более тяжелое, чем лежащая на ней Розамария.
– Роза! Роза! Вставай, я не могу дышать! – в панике кричала Филомена, извиваясь и тяжело дыша, пытаясь освободиться от тяжести.
Она с трудом поднялась на ноги, тучи пепла разъедали глаза, и девушка едва различала творящийся вокруг хаос. Кашляя, она начала на ощупь искать носовой платок, чтобы закрыть нос и рот, потому что в глаза будто натыкали сотни маленьких иголок.
Она поняла, что ужасный воющий звук исходил от хаоса сирен воздушной тревоги, пожарных машин, сигналов автомобилей и толпы людей, которые издавали такие крики, каких она никогда не слышала за всю свою жизнь. Она ощущала, как все в панике мечутся по сторонам; но куда они бегут? Крики, казалось, раздавались со всех сторон.
– Розамария, нам нужно выбираться отсюда, пока на нас еще что-нибудь не упало! – кричала Филомена.
В груде щебня под ногами она заметила протянутую к ней руку. На мгновение ей показалось, что это рука ее матери прямо перед тем, как мать навсегда отпустила ее. Но эта ручка была размером как у ребенка. Филомена потянула – и рука отделилась от щебня, но это была не живая плоть, она была сделана из камня.
Филомена в оцепенении положила руку себе в карман, едва ли понимая, что делает. Ветер унес достаточно дыма, чтобы пропустить немного солнца. Она увидела, что неподалеку, среди больших камней и обломков кирпичной кладки, разбившись на мелкие куски, лежит статуя Девы Марии, которая раньше гордо венчала церковный шпиль. Все еще в ошеломлении, Филомена подняла глаза и осознала, что церковь исчезла. В небе образовалась пугающая чистая прогалина, а на земле не осталось ничего, кроме гор обломков, будто рассерженный ребенок разметал по сторонам строительные кубики.
Розамария лежала без движения лицом вниз рядом с кучей камней, будто брошенная кукла – такой Филомена в первый раз разглядела ее сквозь дым.
– Розамария, вставай! – отчаянно крикнула Филомена и, рухнув рядом с ней на колени, перевернула тело.
Лицо Розамарии покрывала кровь. Филомена вытерла ее платком и увидела разбитый нос.
– Роза! Роза! – всхлипывала она, расстегивая ей платье.
Решительно отбросив в сторону полученный от свахи коричневый конверт, наполненный надеждами и мечтами Розамарии, Филомена приникла к груди подруги, пытаясь различить биение ее сердца. Но оно оставалось таким же безмолвным, как камни вокруг. Ни стука сердца, ни дыхания. Кожа Розамарии была уже холодна, будто глина.
– Роза, – всхлипывала Филомена, – прошу тебя, очнись!
Из черного дыма, точно призрак, вынырнул мужчина в белом медицинском халате, испачканном черной пылью. За ним следовал полицейский. Филомена быстро застегнула платье Розамарии, чтобы не была видна грудь. Порыв ветра подхватил коричневый конверт, но Филомена поймала его и спрятала за корсаж своего платья. Полисмен опустил руку на ее плечо.
– Вам нельзя здесь оставаться. Бегите отсюда, пока это возможно, – прогудел он.
Филомена показала на Розамарию.
– Помогите ей! – взмолилась она.
Она едва слышала собственный голос: от постоянного шума уши заложило так, будто их забило шерстью.
Мужчина в белом халате почти кричал прямо ей в лицо:
– Она жива?!
Он махнул двум другим мужчинам в белом, чтобы они принесли носилки.
– Я не знаю, – ответила Филомена, надеясь, что они каким-то образом смогут оживить ее
