Крестные матери - Камилл Обре
– Имя? – строго спросил полицейский, глядя на Филомену, пока медики склонились над телом Розамарии.
– Филомена! – послушно выкрикнула она.
Полицейский спросил фамилию. Она назвала и ее.
Слишком поздно она осознала свою ошибку. Кто-то уже написал имя Филомены на ярлыке и привязал его к ноге Розамарии.
– Приходи завтра, – посоветовал полицейский. – Если кто-то из нас еще будет здесь, ее семья сможет забрать тело. Иди домой, девочка. Возможно, город снова будут бомбить.
* * *
Но тем вечером Филомена не вернулась на ферму. Это было невозможно: дороги заполнились дикими толпами беженцев, переживших бомбежку. Недалеко от города Филомена обнаружила палаточный лагерь для оставшихся без дома жителей, чтобы их орды не заполонили окрестные города. Люди в белом раздавали воду, и Филомена заняла место в очереди к ним.
На следующий день она пробралась обратно в Неаполь. Стояла такая жара, что люди начали спешно хоронить погибших. Она успела как раз вовремя, чтобы найти тело Розамарии и окропить его святой водой, которую ей дал священник, совершающий обход страждущих. Один предприимчивый каменщик продавал надгробные камни, на которых спешно гравировал надписи. Филомена взяла несколько монет из денег Розамарии, чтобы заплатить каменщику. У гробовщиков было столько тел в очереди на захоронение, что они работали в поте лица на ужасной жаре. Филомена ничего не сказала, даже когда увидела на надгробии, за которое она заплатила, свое собственное имя, потому что именно оно значилось на бирке, привязанной к телу. Смелая девушка, которая умерла слишком юной, теперь покоилась в могиле под чужим именем.
Филомена, все еще онемевшая от горя, двигалась медленно, будто шла сквозь воду.
Священник, заметив ее отрешенное, потерянное лицо, дотронулся до плеча и рассказал про монастырь на холме неподалеку, который принимал у себя девочек-сирот.
Филомена слышала рыдания других людей, оплакивающих своих близких у могильных камней. Она прочитала безмолвную молитву на могиле Розамарии и бросила быстрый взгляд на свое имя на камне. Теперь она точно знала, что осталась круглой сиротой. Родители никогда не вернутся, чтобы ее найти, – в этом она была уверена. Но даже если вернутся, то все, что они найдут, это имя на могиле, которое скажет им, что их нежеланная дочь погибла при бомбежке Неаполя.
И всего несколько недель спустя, когда Неаполь был наконец освобожден и гавань снова заработала, девушка под именем Розамария поднялась на борт корабля, отправляющегося в Нью-Йорк.
Глава 6
ЛЮСИ
Нью-Йорк, февраль 1935 года – 1937 год
– Эй, Фред, что это за красотка?! – воскликнул Фрэнки, выглянув из окна помещения, которое называлось кабинетом коменданта.
Но сам Фред редко им пользовался. По-настоящему это было место обитания Фрэнки, откуда он иногда совершал свои таинственные телефонные звонки.
Фред мельком глянул на красивую рыжеволосую девушку, которая уверенно шла по направлению к ним, и покачал головой.
– Вот сколько на свете живу, ни разу ее не видел, Фрэнки, – пробормотал он.
Фреду почти исполнилось семьдесят, поэтому он стал часто упоминать о том, что уже немало пожил на свете.
Люси подошла к кабинету, заметила, что дверь приоткрыта, но все равно постучала.
– Войдите, – пригласил Фрэнки.
Люси отворила дверь шире. У нее возникло четкое подозрение, что эти двое разговаривали о ней. Мужчины часто вели себя так, и она предпочитала делать вид, что не замечает этого. Все, что требовалось, – деловой подход. Она смерила их взглядом. Комендант оказался полноватым пожилым мужчиной в комбинезоне. Он пристально смотрел на нее. Второй мужчина, щегольски одетый и возрастом примерно как Люси, сидел за столом, склонив голову над газетой: он старательно делал вид, что изучает результаты скачек и не обращает на вошедшую внимания.
– Я здесь, чтобы снять квартиру, – сказала она.
Старый Фред оглядел ее с ног до головы.
– Вы живете одна? – спросил он.
– С маленьким сыном, – отрезала Люси. – Муж пропал без вести. Мне сообщили, что он погиб. Он служил на британском флоте.
* * *
Она рассказывала эту вопиющую ложь после той странной ночи, когда ей под дулом пистолета ирландского гангстера пришлось принять роды и «избавиться от ребенка». Незадолго перед рассветом родился замечательный малыш, и бандиты ушли, напоследок несколько раз повторив свои ужасные угрозы и вытянув из нее обещание, что она в тот же день сдаст младенца в приют.
Люси дождалась, пока они уйдут, а затем спросила у роженицы, на самом ли деле та хочет отдать ребенка. Девушка хотела побольше узнать о приюте, поэтому Люси рассказала ей все о добрых монахинях. «Да, возьми его, – под конец проговорила юная мать. – Мне нужно работать. Я не могу оставить его себе». Оказалось, что комната в Гарлеме принадлежит ее кузине, которая, работая гардеробщицей в ночные смены, сможет поухаживать за юной матерью, пока та достаточно не оправится и не вернется на работу в Адскую Кухню.
Поначалу Люси действительно намеревалась отвезти ребенка в приют. Наскоро спеленав, Люси с ним на руках пошла на ближайшую автобусную остановку, купив по дороге детское питание и другие необходимые вещи. Но мальчик был из тех милых крошек, что мирно спят и нежно воркуют, когда просыпаются. Он потянулся к ее лицу пухлыми пальчиками и что-то ласково пролепетал. Люди в автобусе заулыбались, глядя на Люси, а один из мужчин уступил ей место.
– Это ваш первенец? – спросила женщина, сидевшая рядом.
Люси молча кивнула. Младенец – теплый и милый – уткнулся ей в грудь носом, тихо и устало зевнул и уснул.
Снова и снова Люси напоминала себе, что в приюте детьми занимаются добрые и хорошие люди, но, к своему великому изумлению, она просто не смогла заставить себя отнести ребенка к монахиням, вспомнив, как ее саму отослали к ним еще в те времена, в Ирландии, когда ей было всего четырнадцать, а ее заставили обрить голову и работать в прачечной. Она посмотрела на младенца. Тот поежился, просыпаясь, и ответил на ее взгляд, посмотрев так доверчиво, что Люси захлестнуло жгучей волной нежности.
– Нет, я никогда так не поступлю, – прошептала она. – Ты теперь в безопасности.
Понимая, что это безумие, Люси, однако же, проехала и мимо вокзала, и мимо квартиры, которую снимала, потому что там разрешено было жить только одиноким девушкам. Ближе к центру города, где ее никто не знал, Люси вышла из автобуса и отправилась на поиски жилья, периодически оглядываясь, нет ли за ней слежки. Наконец ей удалось снять меблированную комнату в дешевом пансионе, удачно избежав каких-либо вопросов насчет ребенка.
Люси назвала мальчика Кристофером и зарегистрировала его под своим именем, указав себя в графе «мать». В графе «отец» значилось «погиб».
