Красный Нарцисс - Елена Анатольевна Леонова
Внезапно тишину разорвал звук мобильного. Филипп вздрогнул и, чертыхнувшись, потянулся к телефону.
— Привет! — услышал он в трубке голос Саблина. — У тебя всё в порядке?
Филипп нахмурился.
— Вроде бы да. А в чём дело?
— Я только что нашёл в своей квартире красный конверт. Точно такой же, как у тебя на даче. С детской считалочкой внутри.
— Ты уверен? — пробормотал Смирнов.
— Абсолютно. Конверт идентичный. Кто-то подбросил его тебе, а теперь и мне. Чёрт возьми! Неизвестный не только хочет нам что-то сказать, он знает, где мы живём, Филипп!
Писатель выругался.
— Немедленно возвращайся в Москву. Будь осторожен. Я пока не пойму, насколько всё серьёзно, но это точно ненормально! И пожалуйста, привези конверт, который мы нашли на даче, завтра утром в участок.
— Хорошо, — ответил Филипп, стараясь сохранить спокойствие. — Я выезжаю прямо сейчас.
— Напиши мне, как будешь в городе.
— Конечно.
Смирнов отключил телефон и огляделся. Тишина дачи теперь казалась ему зловещей. Древние свитки, ещё минуту назад занимавшие всё его внимание, вдруг стали чем-то далёким и неважным. В голове пульсировали вопросы: что означают эти красные конверты и детские считалочки? Кто их оставил? И зачем?
Писатель быстро собрал вещи, упаковав копии рукописей и материалы перевода, чувствуя, как волнение сковывает его движения. Он понимал: возможно, происходит что-то опасное, иначе Саблин не позвонил бы ему, а значит, нужно скорее вернуться в Москву.
Глава 24. Москва. Понедельник. 09.10
Майор не спал всю ночь. В его голове крутились мысли о странных красных конвертах, которые будто преследовали его. Один из них он нашёл на даче друга, а второй — прямо под дверью своей квартиры.
Внутри каждого конверта находились записки с детскими стишками. Они были простыми и наивными, но в них, похоже, таился какой-то скрытый смысл, и его Саблин не мог разгадать. Почему именно эти стихи? И кто их прислал? Вопросы терзали его, не давая покоя.
Утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь тяжёлые снежные тучи, следователь собрался на работу. Он оделся, но мысли о конвертах продолжали буравить сознание. По пути в участок попытался сосредоточиться на делах об убийстве бездомного и дворника, но каждый раз, когда хоть на секунду переставал анализировать недавние преступления, перед глазами возникали навязчивые образы: красные конверты и четверостишья.
Прибыв в отделение, Саблин зашёл в свой кабинет и сел за стол. Он надел одноразовые перчатки, вытащил конверт из пакета и достал из него записку. Снова прочитал текст. Стишки казались простыми, но в них прослеживалась какая-то загадка.
«Кто-то играет с нами», — подумал он, и эта мысль лишь усилила тревогу.
Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Филипп. Выглядел он озабоченно, русые, чуть вьющиеся волосы были в беспорядке, взгляд напряжён. В руках писатель держал красный конверт.
— Привет. Не могу поверить, что появился второй!
— Привет, — Саблин встал из-за стола. — Да. Вот, посмотри, — держа послание, он показал Смирнову текст.
— Что это, чёрт возьми? — пробормотал Филипп, доставая первую записку из конверта.
Саблин забрал её у Смирнова и положил на стол рядом с посланием, которое обнаружил у себя под дверью.
«Сели мошки на варенье,
Вот и всё стихотворенье.
Нет, постой, тут не затишье —
Жди ещё четверостишье!
Зацепившись хвостиком,
Коза свалилась с мостика.
Сложно вам со мной играть.
Когда правил не понять».
Писатель склонился над столом, рассматривая листки.
— Очевидно, вторая записка — это как раз то самое обещанное четверостишье из первого конверта, — сказал он.
— Да, — кивнул Саблин. — Но меня больше напрягают последние строки: «Сложно вам со мной играть. Когда правил не понять».
— Кто-то затеял игру. Но какую? И с кем?
— С нами, судя по всему. А вот что за правила? Хм. И почему неизвестный решил, будто нам их не понять?
Мужчины замолчали, погружённые в размышления. Следователь взял в руки конверт.
— Красный цвет… это может что-то значить. Предупреждение? Угроза?
— Кровь, — произнёс Филипп. Саблин одарил его тяжёлым взглядом, но чувствовал: писатель, должно быть, прав.
— И неясно, к чему упоминание мошек, варенья… коза какая-то, — продолжил Смирнов.
— М-да…
— Человек, приславший конверты, явно хочет сказать, но вот что? Почему именно нам?
— Вот это самый главный вопрос, — заметил Саблин.
— Может, мы кому-то перешли дорогу? Или просто чья-то злая шутка?
— Не знаю… не знаю…
— Думаешь, это связано со свитками, которые я перевожу?
— Да не похоже как-то…
Они снова принялись изучать листки, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, хоть какой-то намёк на смысл этих странных посланий. Но здравых идей не родилось.
Следователь вызвал Синицына. Лейтенант появился в кабинете через минуту.
— Передай Шульцу. Пусть проверит на отпечатки пальцев. Скажи, это срочно, — Саблин упаковал конверты с записками в пакет для улик и протянул Саше.
— Влад сейчас на выезде, как и Максимова. Я тоже к ним еду. У нас новый труп, — сообщил он.
— Да ёлы-палы! Почему мне не сказали?! — воскликнул майор.
— Ну… решили сами. Вы только вышли, — смутился Синицын.
— И что? Я инвалид, по-твоему, после отпуска?
— Нет, товарищ майор! Виноват, товарищ майор! Дежурная машина ждёт внизу, — быстро отрапортовал Саша.
— Ладно, — махнул рукой Саблин, — поезжай один. Всё равно уже там, наверное, всё осмотрели. Да и Шульц на месте. Разберётесь. Но чтобы такого больше не было!
— Есть, товарищ майор!
— После осмотра живо с Максимовой ко мне с докладом!
Синицын убежал, а Саблин взглянул на Филиппа и улыбнулся.
— Приходится иногда включать начальника.
— Я понял, — хмыкнул писатель.
— Да не, ребята молодцы, отлично справляются, но требуется держать их в тонусе, — следователь вздохнул. — Так. Ну что? На экспертизу тогда отдам конверты позже. А ты смотри, поаккуратнее. Возможно, эти записки не последние.
— Есть, товарищ майор! — выпалил со смешком Смирнов.
Глава 25. Москва. Понедельник. 10.30
Ветер пронизывал насквозь, но он почти не ощущал его, укрывшись в тени корявых сосен и жадно впитывая в себя картину, разворачивающуюся недалеко от железнодорожного моста.
Из мутной, местами скованной льдом реки поднимали тело.
Человек почувствовал удовлетворение, видя встревоженные лица полицейских, их бестолковую суету.
Он создал это. Он — художник, а окоченевшее тело — его шедевр.
Человек сжал кулаки.
На этот раз он заставит их увидеть. Заставит понять!
Да!
Он выведет их из равновесия, чтобы они потеряли сон, спокойствие и разум!
Вынудит играть по своим правилам!
И тогда, только тогда он
