Опасная встреча - Эрнст Юнгер
Пробили башенные часы, наверно, на улице Дюфо. Двенадцать глухих ударов продрались сквозь туман. Как следует ли заперта задняя дверь? Мадам Стефания не была боязлива, но задняя дверь в ее доме – слабое место. Хотя рынок закрывался рано, там вечно что-то происходило. В углы забивались большие собаки, пьяницы, влюбленные парочки. Тут надо держать ухо востро. Может, действительно стоило закрыть заведение, что, правда, пока случилось лишь раз, в день конфирмации племянницы.
В ресторане Жозеф, там нечего беспокоиться, а вот к номерам пришлось подключить Бурден – несокрушимое подспорье, но показывать ее было нельзя, разве если разбивался стакан, и тогда она являлась с ведром и веником. От других поручений следовало воздерживаться.
Мадам Стефания попыталась приподняться, но без сил упала на подушки. В очередной раз накапала коричневых капель на кусочек сахара и растворила его во рту, поморщившись от горько-сладкого, довольно-таки противного вкуса. Завтра, Стефания знала по опыту, она будет бодра и примется распоряжаться, как в лучшие времена.
16
Бурден, которая несла что-то с кухни, услышала, как звякнул колокольчик. Она вздохнула и пошла в коридор. Бурден не относилась к тем, кто радуется возложенной на них ответственности. Как подмести лестницу или надраить кастрюлю, чтобы та светилась золотом в огне, она знала прекрасно – тут к ней не придраться, – однако в ужасе шарахалась от малейшего притязания на ее способность принимать решения, перед ней сразу же вырастала целая гора трудностей. Хотя в присутствии старшего, например фройляйн Пикар или хозяйки, она не испугалась бы и самого черта. Таким полагается медаль за долгую и верную службу.
Выглядела Бурден не особенно привлекательно. Волосы седыми прядями падали на лоб, возле рта уродливый шрам от пореза. Так она и стояла возле пестро раскрашенного гипсового негра, лампой освещавшего лестницу, близорукая, недоверчивая, напуганная – зримый образ щекотливой ситуации.
Дверь была открыта, с улицы заползал туман. В коридоре стояла дама в сопровождении мальчика. Дама держала в руках розы.
Герхард догадывался, он должен бы отдать какое-то распоряжение, но не знал, что полагается говорить в таких случаях. Положение становилось все более неловким. Наконец Ирен сказала:
– Нам нужно кое-что обсудить, и мы не хотим, чтобы нам помешали. Отоприте номер.
Бурден напряженно смотрела на нее. Мадам Стефания с первого взгляда понимала, свободны номера или нет. Она дорожила безупречной клиентурой, никто с улицы ее одурачить не мог. Но откуда бедной Бурден знать, кто перед ней? С виду приличная дама, ей даже показалось, будто она уже слышала голос.
– Мы сдаем только на всю ночь, – сказала Бурден.
Ирен раздраженно рассмеялась и приподняла вуаль:
– Но вы же позволите гостям уйти, когда им будет угодно?
Тут у Бурден забрезжило: ее приводил молодой актер… С ней хватило хлопот, однако за разбитую посуду здесь не платили. Она приходила еще два раза, но, как выразилась мадам Стефания, «с глупостями». Точно, теперь Бурден убедилась, дама из двенадцатого номера.
– Мадам, ваш номер занят. Могу дать вам соседний, он не хуже.
Это был ляпсус, невозможный ни у мадам Стефании, ни у мадемуазель Пикар, и Бурден тут же поплатилась:
– Вы, растяпа, я вас не знаю. – Ирен уперла зонтик в пол и обратилась к Герхарду: – Не стойте же попусту, как будто вас все это не касается. Хотя бы дайте ей денег. Вы же видите, с кем имеете дело.
Такой тон Бурден понимала. Убедившись, что дама, как говорила прислуга гостиницы, «хорошей крови», она приняла деньги и, проведя гостей наверх, отперла дверь в некое подобие салона. Лампа с красным абажуром на камине давала приятный неяркий свет. Бурден спросила, не зажечь ли люстру – вопрос, на который неизменно получала отрицательный ответ. Но камин желателен. Затем она отворила приоткрытую дверь в соседнюю комнату, показала колокольчик для заказов и ушла. Пара осталась наедине.
Ирен подошла к зеркалу; комнатное освещение было ей выгодно. Плащ графиня уже сняла. Голос зазвучал куда более приветливо, вкрадчиво:
– Как вы неловки. Но и особа эта совершенно невозможна. А ведь заведение знаменито. Вы же не подумали обо мне ничего плохого, что я зазвала вас сюда? Подруга дала адрес – я могла увидеться с вами только тайком или совсем не увидеться. И скоро мне нужно идти.
Комната почти в точности повторяла ту, где она встречалась с юным Кокленом. Казалось, только картину над камином поменяли, но тоже на Девериа[31]: обнимающаяся пара на фоне красной портьеры – сцена, полная скромной интимности, характер которой еще более подчеркивала латунная табличка с надписью «Молодожены». Под ней имя художника – более слабого из братьев, чей тематический ассортимент отличался удивительным диапазоном. Помимо приторных картинок религиозного содержания, популярных в приватных часовнях и будуарах, была у него и жгучая порнография. Бордели, где на стенах вольтижируют красные и черные фигурки в разрезе, берут их именно у Девериа, чего мадам Стефания, конечно, не знала, но в ее любовь к этому художнику могло примешаться подсознательное.
И вот они уселись друг против друга перед газовым камином. На поленьях из перфорированной меди мерцали синеватые огоньки. Впервые у них появилось время рассмотреть друг друга – как рассматривают картины и фотографии. Ирен провела одинокую юность. Получив новую куклу, забиралась с ней в угол, чтобы наиграться – без зрителей и свидетелей. Сильное чувство обладания, какое она испытывала тогда, восторгало ее и сейчас.
Разумом это красивое существо осталось в детстве, вот в чем была его беда, и в данном отношении Герхард оказался ему сродни. Встретились двое рано созревших подростков, не взрослых. Впервые увидев Каргане в доме отца, Ирен сразу, без перехода поняла: все серьезно. Прежде она не догадывалась, какой силой могут обладать глаза, узнала лишь во время разговора с капитаном – поразительно, будто с пиратского корабля сдернули маскировку и на палубе засверкали пушки. Как возможно, что его глаза превратились в два огня, опаливших ее жестокостью и бесстыдным пониманием? И еще более непостижимо – она сразу согласилась, ответила «да», с тем же пониманием и с тем же бесстыдством. Огонь, следующий за ударом молнии. Так все решилось, возражений не имелось. По сути он взял ее как паша; его хватка оказалась
