Мастер - Бентли Литтл

Я чувствовал то же самое, но не хотел, чтобы Билли знал об этом, поэтому притворялся храбрым, а не был им. Марк даже пару раз приглашал меня остаться у них на ночь, и я соглашался. Хотя…

Мне не нравился дом. Он пугал меня!

В некоторой степени это было из-за трупа в подвале, конечно. Но отчасти и Марк был прав: здесь действительно чувствовалось присутствие призраков. Когда я лежал на полу в спальном мешке, а мой друг храпел в своей кровати, я услышал скрип на лестнице, как будто кто-то медленно поднимался. Никого не было – и я это точно знал, – но звук был абсолютно реальным, а я не мог объяснить его происхождение. В доме также были холодные пятна: одно возле ванной комнаты наверху и одно возле кухни внизу. Я был уверен, что все должны были их чувствовать, но никто не упоминал об этом. Холодные места могли быть результатом того, что воздух проникал внутрь из-за некачественной работы Фрэнка, но на улице стояла жара, и воздух снаружи был теплее, чем внутри. Что точно нельзя было объяснить некачественной работой, так это мелькающие движения, которые я порой замечал периферийным зрением. Это происходило, когда мы всей семьей ужинали: темная тень, которая быстро скользила из прихожей в короткий коридор, ведущий в главную спальню. Это случалось и когда я был один: движение позади меня в зеркале в ванной, когда я чистил зубы; фигура намного выше Джанин, пересекающая лестничную площадку в сторону ее спальни; тень, смещающаяся за приоткрытой дверцей шкафа Марка.

Однако больше, чем встречи с призраками, меня беспокоил сам дом. Казалось, что двери расположены не там, где нужно: они всегда были слишком далеко слева в стене или слишком далеко справа. И виды из окна были не такими, как я ожидал. Например, в комнате Марка окно напротив его кровати должно было выходить на наш дом через дорогу, но оно смотрело в другую сторону. В этом направлении было еще одно окно, а то, что напротив кровати, почему-то выходило на лес. Самое странное, что каждый раз, когда я закрывал глаза, стены будто бы двигались и замирали, как только я их открывал.

Однако я никому ничего не сказал, и, по правде говоря, тема дома почти не поднималась. Полагаю, Гудвины хотели забыть о том, что нашли в подвале, поэтому никто об этом не вспоминал, и жизнь продолжалась как ни в чем не бывало. Хотя кое-что изменилось: новая спальня Дина теперь была там, где раньше находилась каморка его отца, рядом с родительской спальней, а подвал снова использовался только для хранения вещей.

Самое ужасное в этой истории было то, что никто так и не узнал, кем был мальчик-скелет. В городе не было пропавших детей, и, хотя департамент шерифа разослал фотографии и рентгеновские снимки зубов во все правоохранительные органы штата, а может быть, и всей страны, никто так и не откликнулся. Никто из убитых горем родителей не пришел забирать останки, и, я думаю, все решили, что это был сын Фрэнка.

Вернее, я знаю, что это так.

Июнь и июль пролетели быстро. Было круто иметь друзей, живущих прямо напротив, и мы с Марком, Билли и Джанин проводили вместе почти все время – гуляли, катались на велосипедах, слушали музыку, общались. В то лето нам с Билли даже не пришлось приглашать друзей из Калифорнии, и однажды вечером наверху, на чердаке, когда мы уже собирались ложиться спать, Билли сказал:

– Думаю, в Рэндалле лето веселее, чем в Анахайме.

– Я тоже так думаю, – ответил я ему и улыбнулся.

Вы никогда не знаете, какой разговор с кем-то окажется последним. Если бы знали, то наверняка сделали бы его более значимым, говорили бы о чем-то важном: о личном, о надеждах, мечтах, сожалениях, о чувствах.

Мой последний разговор с Билли оказался спором о мультфильмах. В частности, мы обсуждали, соответствует ли новая серия «Рена и Стимпи»[4], первая за долгие годы, стандартам шоу. Билли утверждал, что новые серии ничем не уступают старым. А я был уверен, что они утратили прежнюю забавность, и даже голоса звучали уже не так. Раньше мультики были куда интереснее!

С тех пор я много раз думал о том утре, проигрывал его в голове с сотней разных исходов. Иногда в моем воображении мы говорим о наших планах на будущее: кем мы хотим стать, когда вырастем. Иногда обсуждаем наших родителей – хороших, плохих и вредных, – потому что мы единственные два человека в мире, у которых есть общий опыт жизни с ними.

Но правда есть правда, от нее никуда не деться. И правда в том, что мои последние слова брату были банальной критикой давно забытой детской программы. А его слова мне – обычным детским протестом. В наших словах не было ничего особенного или значительного, и единственная причина, по которой я помню этот разговор по сей день, – то, что за ним последовало.

«А что за этим последовало?» – спросите вы. И я отвечу: «Смерть».

Это случилось во время рекламы. Билли захотел в туалет, поэтому он вскочил со своего места на полу, пробежал мимо кухни по короткому коридору, и…

…пол провалился под ним.

Я видел, как он упал, слышал треск, слышал крик. Звук рушащегося дерева длился дольше, чем крик моего брата, – и я сразу же понял, что это значит. Преисполненный ужаса, я подбежал к тому месту, где он провалился сквозь пол. Мама, мывшая посуду на кухне, уже была там, а папа выскочил из спальни, где переодевался.

Билли лежал под домом, пронзенный чем-то похожим на копье: заостренная доска, воткнутая в землю, теперь торчала из груди моего брата, из раны хлынула кровь и пролилась на землю вокруг. Глаза Билли были широко открыты, и казалось, будто он смотрит прямо на меня.

Папа оттащил меня от дыры как раз в тот момент, когда мама стала терять сознание. Он отпустил меня (и я шлепнулся на ягодицы), а маму схватил за талию и не дал ей упасть. Лицо отца исказилось от шока – ужасное выражение, которое, я знал, никогда не смогу забыть. Вернувшись в гостиную, я услышал голоса спорящих «Рена и Стимпи», лег на спину, уставился в потолок и начал… кричать!

Я был ребенком и не принимал участия в обсуждении и организации похорон,