Любовь по контракту, или Игра ума - Карина Тихонова
Он приложил ко лбу трясущуюся руку, напряженно вспоминая, что хотел сказать.
– Да... Так вот, я хочу вас просить не брать у нее показаний. Или как у вас это называется? В общем, не учитывайте их, пожалуйста. Юлька моя – нормальная девчонка, может, и не лучше других, но и не хуже. А что из дома сбежать пыталась, я ее не виню. Сами видите, ей очень не повезло с отцом. А матери вообще никогда не было. Но в этом-то она не виновата?
Он обвел суд умоляющим взглядом, превращаясь в прежнее забитое существо.
– У вас все? – спросила Тата, не глядя на него.
– Все, – ответил Барзин покорно.
– Вы свободны.
Он развернулся и пошел к выходу. В зале царила полная тишина, только всхлипывала изредка Юлька. Барзин, спотыкаясь, шел к двери. Вдруг он остановился, посмотрел на дочь и попытался что-то сказать. Зрители затаили дыхание, но он, мучительно поискав нужные слова, махнул рукой и вышел. Дверь за ним захлопнулась, как капкан.
– А я? – вдруг спросила мадам Барзина, она же мачеха.
Тата вскинула на нее глаза. Минуту медленно рассматривала женщину с тем брезгливым интересом, с каким рассматривают заспиртованных уродцев в кунсткамере. Под ее неторопливым взглядом женщина мучительно покраснела.
– Вы...
Тата закашляла, и я испугался, что она скажет нечто, не связанное с материалами дела. Но моя однокурсница справилась с собой и ответила:
– Вы тоже свободны....
И, глядя в удаляющуюся спину Барзиной, я понял: мы выиграли.
– Прошу адвоката подойти ко мне, – сказала Тата ледяным голосом. Я встрепенулся и быстро подошел к столу.
– Никита, я готова извинить кое-какие хитрости, но балагана не потерплю, – тихо сказала Тата.
– Могу поклясться своим сыном, что ничего подобного не планировал, – ответил я.
– Нет-нет, – поспешно отказалась Тата. – Давай детей сюда впутывать не будем. Ты уверен, что показания Левицкой имеют отношение к делу?
– Уверен.
– Хорошо.
Тата откинулась в кресле и велела секретарю.
– Пригласите следующего свидетеля.
Не буду вас утомлять. Марина сделала для меня, а точнее говоря, для Юльки, много хорошего. Особенно запомнилась мне одна ее фраза, которая, думаю, во многом повлияла на настроение суда.
– Скажите, – спросил я, – считаете ли вы Юлю Барзину виновной в том, что ваши отношения с мужем распались?
– Если бы я так считала, – спокойно ответила Марина, – то не стала бы вносить залог за ее освобождение.
В зале зрители снова бурно зашептались, а Тата постучала ладонью по столу.
– Скажу больше, – продолжала Марина после маленького колебания. – Я не виню ее даже в убийстве Вацлава. Иначе не стала бы нанимать вас для ее защиты.
– Спасибо, – сказал я, беззвучно шевеля губами. Она кивнула. Вслух я добавил:
– У меня нет вопросов.
Валентина Ивановна и Верочка Астротянц на фоне предыдущих свидетелей выглядели пресно. Сказали то, что я ожидал услышать, и никаких осложнений не возникло. Прокурор немного побарахтался для приличия, но думаю, что и он уже понял, каков будет вердикт. И не думаю, что он счел его несправедливым.
Тата объявила о закрытии заседания, и присяжные удалились. Сначала им предстояло пообедать за счет нашего прижимистого государства, а потом они начнут совещаться. Когда Юльку уводили, она бросила на меня вопросительный взгляд.
Я улыбнулся, и она скромно опустила глаза, чтобы скрыть торжество.
– Мы можем идти? – спросила Верочка.
– Да, конечно, – ответил я. – Спасибо, что пришли.
Она немного потопталась на месте.
– Господи, какая жуткая женщина, – пробормотала Вера. Покачала головой и добавила:
– Теперь я понимаю, почему Юлька домой возвратиться не могла.
– Никита Сергеевич, мы пойдем, – сказала Валентина Ивановна и взяла Веру под руку. – Можно попросить вас об одолжении?
– Для вас – что угодно, – галантно сказал я.
– Позвоните мне вечером, когда вернетесь. Уверена, что Юле дадут не очень много, но все же хочу знать...
– Обязательно, – пообещал я.
Они медленно пошли по длинному коридору суда, как вдруг Головлева что-то сказала Вере, и быстро вернулась назад.
– Вы знали? – спросила она меня.
– Что?
– То, что Юля ей не дочь?
– Нет, – признался я со стыдом.
– Я должна была догадаться, – сказала Валентина Ивановна, глядя прямо перед собой. – Так ненавидят только чужого ребенка.
Она вздрогнула, оторвала взгляд от точки в пространстве и протянула мне руку:
– До свидания.
Я с удовольствием ответил ей крепким рукопожатием и кивнул головой. Она вернулась к Верочке, снова взяла ее под руку и они покинули пенаты правосудия. Только тогда я заметил, что в кресле остался сидеть еще один человек. Я подошел и сказал.
– Спасибо.
– За что? – не поняла Марина.
– За то, что ты сказала и про залог, и про то, что сама меня наняла... И за то, что позволила немного потрепать светлую память покойного...
– Ты ведь меня за этим и пригласил? – перебила Марина и встала с кресла.
– В общем, да, – сознался я, – только не ожидал, что ты будешь настолько откровенной.
Марина коротко дернула бровями, не глядя на меня. «Ах, так!» – говорила она взглядом. Мы немного постояли молча.
– Ты торопишься? – спросил я.
– Нет.
– Я собираюсь пообедать. Составишь компанию?
Она удивилась.
– А как же... приговор?
– Мне позвонят, когда присяжные будут готовы, – ответил я. – Они, кстати, тоже люди, и тоже обедают. И кстати, за счет государства. Так что торопиться не будут.
– Понятно.
Маринка подозрительно посмотрела мне в глаза.
– Ты не из вежливости предлагаешь?
– Нет-нет, боже упаси – торопливо ответил я. – Мне, правда, хочется.
Маринка постояла в нерешительности и медленно двинулась впереди меня на выход. Я шел, чуть отстав, в шлейфе знакомых горьких духов. Как я, оказывается, за ней соскучился!
– Куда поедем?
