Горячий сезон - Александр Александрович Тамоников
— Женщина — в море, — повторил Терко. — Даже целая женская группа… Нет, а что? Если как следует в это дело вникнуть, почему бы и нет? Кто может подумать на женщин?
— В том-то и дело, — сказал Богданов. — Кто может подумать на женщин?
— Вот ведь какое несусветное буржуйское коварство! — распалился Терко. — Милых дам — в подводные диверсанты! И что нам делать с теми дамами?
— Для начала их надо найти, — предложил Дубко. — А потом уже и делать.
— Сами мы их не найдем, — покачал головой Богданов. — Да и пытаться не будем. Тут надо чесать частым гребнем, а нас всего четверо. Да и не такие мы большие специалисты в сыскном деле. И без нас найдется кому их искать. Наша задача — засада. А для этого надо точно вычислить место, откуда диверсанты намерены выйти в море.
— Один шанс из трех, — сказал Дубко. — По-моему, задача не такая и безнадежная. Припоминаю, нам приходилось решать и вовсе безрадостные задачи, когда требовалось выбрать верное решение из десяти предлагаемых, а то даже из двенадцати. И ничего, находили ответ. Ведь находили же? А тут один к трем. Детская задачка, одним словом.
— Я вот чего не пойму, — пустился в рассуждения Терко. — Для чего нам самим надрывать пупки? Рассказали бы обо всем здешней службе безопасности, да и дело с концом. Тем более что они в последнее время стали прислушиваться к нашим словам.
— Можно, конечно, и так, — сказал Богданов. — Да вот только… Во-первых, на это надо время, а его, будем считать, нет. Акваланги из тайника исчезли, значит, выход в море предполагается с часу на час. Пока мы доберемся до военно-морской базы, пока мы им все растолкуем… И еще неизвестно, поверят они нам или не поверят. Вдобавок кого-нибудь из руководства может не оказаться на месте, и придется неизвестно сколько ждать. А мы вот они. Ну разве я не прав?
— Прав, как всегда, — сказал Дубко. — Четверо нас — четверо диверсантов. Это для нас бабкины семечки, несмотря на диверсантские пистолеты. Подумаешь! Мы что, никогда не видели пистолетов? Или никогда не хаживали на врага с голыми руками?
Все это Дубко произнес как бы в шутливом тоне, но в его словах явственно угадывалась вполне серьезная решимость немедля приступить к действиям. Оставалось лишь высчитать, в каком месте устраивать засаду, и не ошибиться в расчетах.
— Ой, что же мы скажем женам? — вздохнул Терко. — Ведь ждут они нас! И, я так понимаю, строят всякие ужасные теории.
— Впервой, что ли, им ждать и строить теории? — сказал Богданов. — Одним разом больше, одним меньше…
— Жестокость и черствость угадываются в твоих словах, командир, — с осуждением произнес Терко.
— Вовсе нет, — возразил Богданов. — Просто я хотел сказать, что такая уж их доля. Доля жен, у которых мужья — спецназовцы. Ничего, они у нас умницы. Вот вернемся и все им объясним. И они обязательно нас поймут.
— Это да, — согласился Терко.
Глава 19
Спецназовец без интуиции — не спецназовец. Интуиция — это спецназовское оружие, и зачастую оно бывает куда как вернее и надежнее, чем всякие пистолеты, автоматы и бомбы. Тот, кто не наделен великим даром интуиции, надолго в спецназовцах не задерживается. Такой или погибает, или уходит на какую-нибудь другую работу, не такую хлопотную и опасную.
Ни Богданов, ни Дубко, ни Рябов, ни Терко ни на какую другую работу уходить не собирались. Они пробыли в спецназовских рядах немало лет и собирались пробыть примерно столько же, из чего следовало, что с интуицией у них все в порядке.
Поэтому много времени на то, чтобы определить, откуда именно вражеские диверсанты намерены выйти в море для своей черной работы, Богданову и его бойцам не понадобилось. Немного поспорив и порассуждав, они пришли к выводу, что, скорее всего, подрывники намерены стартовать, как выразился Терко, днем с какого-нибудь относительно безлюдного места.
Определить, что это за место, не так и сложно — опять же с помощью логических рассуждений. Скорее всего, оно должно находиться неподалеку от тайника, в котором до поры до времени были припрятаны акваланги. А почему бы и нет? Место пустынное, к тому же заранее изученное, укрыться в случае чего там можно запросто: вокруг сплошные валуны, обрывистые скалы, а в них небольшие пещеры. От кого укрыться? Например, от внезапно возникшего пограничного наряда. Или от чьих-то посторонних глаз. Спрятался, пересидел столько-то времени, выбрал момент — и в море. Ну а погрузиться тренированному диверсанту-подводнику в морскую пучину — дело нескольких секунд. Никто и не заметит.
А самое главное, совсем неподалеку находится военно-морская база с секретным кораблем у причала. Кислорода в баллонах, чтобы добраться до нее, вполне хватит и туда, и на обратный путь. Морские мины, скорее всего, припрятаны где-то рядом, в пределах досягаемости.
Да, мины… С минами, если разобраться, проблем хватает. Во-первых, служба безопасности наверняка начала их поиск. Это, конечно, хорошо, потому что если не будет мин, то и взрывать будет нечем. Вдобавок водолазы, ищущие мины, могут спугнуть диверсантов. А значит, никакого взрыва тем более не будет. И это тоже было хорошо.
Но одновременно и плохо. Плохо было то, что спугнуть диверсантов — не значит их задержать, они вполне могут и уйти. Во-вторых, потайной склад с минами может быть не один, а несколько. И где гарантия, что водолазы отыщут все склады? Вот то-то и оно. К тому же существовала еще и резервная группа диверсантов, которая вполне могла взорвать корабль ненайденными минами. Резервная группа, о которой ни служба безопасности порта, ни четверо отпускников-спецназовцев почти ничего не знали.
Все эти тревожные мысли вертелись в головах четырех бойцов спецназа, и отмахнуться от них не было никакой возможности. Потому что это были актуальные мысли, а значит, вполне обоснованные.
Оставалось одно — прихватить первую диверсионную группу в тот самый момент, когда диверсанты будут стартовать. Причем прихватить всех живыми. Тут у Богданова и компании выбора не было. Во-первых, от мертвого диверсанта ничего не добьешься. А во-вторых, убивать и даже калечить спецназовцы права не имели. Никаких полномочий у них не было, они действовали как частные лица, а следовательно, любое убийство и даже членовредительство было исключено — это было бы уголовным преступлением, даже если
