Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов

— Можно, — сейчас женщина улыбнулась уже поощрительно: вот, вот, мол, вы делаете успехи, вы наверняка способны и на большее. — Только подобное искусство под силу далеко не каждому.

— Как-то доводилось мне слышать такую историю… Дескать, где-то в Гималаях жил старец, говорящий только на санскрите. И вот случилось так, что к нему попал человек, как назло, говоривший только на английском. А переводчика рядом не оказалось. Англоязычному гостю очень уж нужна была помощь того старца. И вот якобы отшельник, выслушав несколько фраз на английском, уже через минуту-другую тоже заговорил по-английски.

— Чувствуется, что вы не очень-то верите в правдивость этой истории, — сочувственно покачала головой женщины.

— Не очень, — признался мужчина.

— Но такое вполне возможно.

— Это под силу любому человеку?

— А разве каждый человек способен даже после длительных и целенаправленных тренировок прыгнуть в высоту на два метра сорок сантиметров или поднять штангу весом в двести пятьдесят килограммов?

Эти килограммы и сантиметры окончательно его добили. Нет, уж слишком она всесторонне эрудирована. Может быть, разговоры о некоей информационной сфере вовсе не пустая болтовня?

— Нет, не каждый, — согласился он. — Однако хороший тренер может сразу сказать, кто на что способен.

— Только очень приблизительно и то при условии, что тренер уж очень хороший.

— Но ведь вы — хороший тренер? — напрямик спросил он.

— Не мне об этом судить, — женщина пожала плечами, и в этом движении напрочь отсутствовали и жеманство, и кокетство.

— Я это чувствую. Не хочу особенно хвалиться, но я на протяжении вот уже двадцати лет занимаюсь тем, что разгадываю людей — их намерения и помыслы. Я же говорил вам с самого начала нашего знакомства, какую службу я представляю. Ваш талант попал в сферу нашего внимания.

— Я стала представлять угрозу безопасности России? — она словно бы просто поинтересовалась, только очень чуткое ухо смогло бы уловить оттенок иронии в ее вопросе.

— Нет, зачем же вы так. Вы сможете помочь нам.

— Чем?

— Тем, что передадите ту часть опыта и умения, которую сами сочтете нужной. Люди нашей профессии должны очень много уметь, иначе они могли бы заняться чем-нибудь другим, например, продажей газет или акций какого-нибудь новоявленного акционерного общества.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы я помогла вам формировать сверхлюдей.

— В этом есть нечто предосудительное?

— В этом нет ничего предосудительного, Николай Степанович, — полковник Абрамов еще раз отметил великолепную память хозяйки: она мельком взглянула на его удостоверение, когда знакомилась с ним, и ни разу не переспросила его во время разговора, уточняя имя-отчество. — Все дело лишь в том, как распорядиться обретенными способностями.

— Я хочу быть с вами откровенным — разумеется, настолько, насколько вам это интересно, потому что, как мне кажется, скрыть от вас что-либо невозможно, — тут полковник Абрамов улыбнулся. — Так вот, если вас это интересует — у нас создается отдел, который будет заниматься вещами, которые современная… официальная, что ли, наука объяснить не в состоянии. Ваши способности как раз и входят в число таких проблем, насколько мне известно.

— Что же, мне понятен ваш интерес — или интерес вашей службы, — кивнула Оскал-оол, — но все дело в том, что у меня вряд ли останется свободное время для вас.

Изо всех сил стараясь не думать о ней плохо и не раздражаться, полковник Абрамов сказал:

— Мне кажется, что родившееся на Западе выражение: “Время — деньги” универсально. То есть, оно подходит к любой ситуации в любой части света.

— Наверное, это вам так кажется. Это выражение подходит не ко всякой ситуации, — взгляд женщины сделался отрешенным. — У человека, если он осознает, что будет жить еще несколько жизней — каждый раз в ином воплощении, в зависимости от того, насколько правильно он поступил в предыдущей жизни — должна быть, выражаясь современным языком, определенная программа, которую он должен в течение жизни постараться выполнить. И время, отпущенное ему на выполнение задуманной программы, увы, не смогут заменить никакие деньги.

— Я вас прекрасно понимаю, Агния Борисовна. Но всегда можно выбрать оптимальный вариант, при котором расходование времени будет самым рациональным. Мы сделаем все для того, чтобы у вас совсем не было непроизводительных затрат времени, чтобы оно не тратилось попусту на разного рода неурядицы и неудобства. Поверьте, у нас имеются все возможности для этого.

— Значит, ничего не изменилось, — произнесла женщина все с тем же отрешенным выражением лица.

— Что вы имеете виду?

— Что ваше ведомство по-прежнему всемогуще. Два моих деда — и по отцу, и по матери — были ламами и оба расстреляны НКВД.

— Я, конечно, очень сочувствую вам, но и среди моих родственников имеются пострадавшие от рук чекистов. И относительно того, что ничего не изменилось, вы не совсем правы. У нас ведь сейчас демократическое или, во всяком случае, почти демократическое государство.

Сказав последние слова, Абрамов вдруг подумал, что он и сам не отдает отчета в том, насколько он верит в сказанное. Но, похоже, верил он не совсем…

2

6 декабря 1993 года.

Мужчина лет тридцати пяти, сложения, которое принято называть спортивным, захлопнул дверцу новой “Лады” и направился к небольшому двухэтажному особняку. На здании, в которое он вошел, справа и сверху от двери висела табличка — шляпки бронзовых заклепок, надпись золотистым по черному: “НИИ социологических исследований”.

То, чем занимались сотрудники учреждения, расположенного на первом этаже особняка на тихой Пятницкой улице, к социологии имело достаточно малое отношение. Наверное, поэтому рядом с неизвестной во всех “казенных” конторах и современных офисах коммерческих фирм девушкой, восседающей за пишущей машинкой в приемной, неотлучно находился и атлетически сложенный молодой человек в свободном пуловере, в рубашке с галстуком, черных свободных брюках и ботинках на модной толстой рубчатой подошве.

Этот молодой человек был серьезен, сосредоточен и совсем не походил на охранников офисов “новых русских” — кикбоксеров или “качков” со слегка помутневшими от чрезмерного употребления анаболиков взглядом. И поведение его тоже отличалось сдержанностью, совсем не характерной для предельно раскрепощенных, развинченных даже людей его возраста — он не пытался обнять девушку, не ходил, поводя плечами, по небольшой комнатке, куда и был вместе с девушкой помещен, не размахивал ногами, имитируя удары на уровне верхней полки книжного шкафа.

Мужчина, только что приехавший на “Ладе” обил с подошв несуществующий снег — расстояние от машины до входа в дверь НИИ не превышало пятнадцати метров, а асфальт был чистым — и взялся за круглую бронзовую ручку входной двери.

— Ага, — прокомментировал происходящее мужчина, сидевший в темно-синем