Чешская сатира и юмор - Франтишек Ладислав Челаковский
Перевод Л. Касюги.
Павел Когоут{122}
ПАН АЛЕКСАНДР ВОЗВРАЩАЕТСЯ
— Пошли! — сказал упрямый мужчина в пальто, подбитом мехом.
Преодолев последние колебания, путники свернули с шоссе на заснеженную тропинку, вьющуюся между редкими березками.
Упрямый мужчина именовался Александром Цедулей. В прошлом это имя, озаренное роскошью и блеском преуспевающего гранд-отеля на Шумаве, вызывало у собеседника ощущение чего-то возвышенного, благородного и т. п.
Времена эти, однако, давно миновали.
И все же упрямо шагал березовой рощей пан Цедуля, ведя за собой на соответствующей дистанции супругу Йозефину, дочь Эльвиру и сына Игнаца. Сын наперекор ударившему морозцу снял перчатки и на ходу подкручивал свои выхоленные усики. Они стали ему особенно дороги с тех пор, как после четырехкратного прохождения первого курса его безвозвратно выставили из юридического института, то есть когда он понял, что только усики являются единственным вещественным доказательством его высоких душевных качеств.
— Посмотри, Александр, какая прелестная пташка! — сказала пани Йозефина.
— Раньше их тут было больше, — процедил сквозь зубы мужчина в шубе, и на тропинке снова воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь скрипом снега.
Пани еще раз попыталась развлечь мужа, заметив, что ручеек восхитительно замерз, но и на этот раз была опровергнута. Оказывается, ручеек замерзал восхитительно лишь в те времена, когда Александр Цедуля владел гранд-отелем, к которому они сейчас приближались.
А теперь пора кое-что объяснить. Дело в том, что семейство Цедулевых, которое вот уже три года на вопросы знакомых о судьбе гранд-отеля отвечало: «Ах, невозможно себе представить, во что его превратили!» — захотело теперь посмотреть на знакомые места, чтобы уточнить, кем именно, когда и при каких обстоятельствах этот отель, лишенный отцовской опеки своего владельца, приведен в полный упадок.
Выбравшись наконец из лесу, семейство Цедулевых в немом изумлении воззрилось на гранд-отель, живописно раскинувшийся на пологом склоне.
Склон звенел смехом и криками лыжников и любителей санок — мужчин и женщин, молодых и пожилых.
Пан Цедуля остановился и застыл на месте как вкопанный. На должной дистанции застыло семейство. После непродолжительного колебания к мужу приблизилась супруга Йозефина:
— Бога ради, Александр, что случилось?
— Ограду снесли, — мрачно сказал Цедуля.
— Что там, мама? — прошептала девица Эльвира.
Юный Игнац тупо молчал, хотя его вялый мозг все-таки отметил, что забор действительно отсутствует. Способность к столь глубокому умозаключению наполнила его горькой гордостью: «они» когда-нибудь еще узнают, какого великого юриста потеряли!
— Теперь каждый прямо в дом лезет, — злобствовал между тем Цедуля. — Представляю себе, что за разврат у них там!
Пани Йозефина также была потрясена. Ее взволновала близость очага разврата (о разврате у нее, впрочем, были свои собственные представления).
— Ужасно! — всхлипнула она. — Могу себе представить! У нас тоже было весело, но такого мы не терпели. Вспоминаю, как в тридцать восьмом году у супруги фабриканта Раймана родился ребеночек. Вначале не знали, кто отец: пан коммерсант Фрейд или пан советник Сквостный? Намекали и на одного молодого кинорежиссера: они однажды беседовали об искусстве. Ну, а потом мужчины договорились, и все взял на себя сам супруг — пан фабрикант Райман. Пан же советник признал своим того ребенка, что был у пана Раймана с его женой пани Сквостной, а остальные господа купили тому и другому ребенку приданое. В те времена люди знали, что такое хороший тон!
В здание они вошли с черного хода, чтобы не видеть вывески «Профсоюзный дом отдыха».
Их охватило тепло центрального отопления, встретили пушистые ковры, свежевыкрашенные стены, увешанные картинами и фотографиями.
«Горы принадлежат трудящимся!» — говорили лозунги.
— Горы могут принадлежать кому угодно, — зашипел пан Цедуля. — Горы у меня украли, но гранд-отель мой. Им здесь недурно живется, им все равно, ценою каких жертв достался он Александру Цедуле…
(Следует отметить, что гранд-отель достался пану Цедуле ценою обручения с пани Йозефиной.)
Пани приоткрыла двери в холл и затрепетала в предчувствии запустения. Вид холла, однако, поразил ее. Исчезли рога, которые Александр Цедуля ежегодно покупал, чтобы потом рассказывать гостям душераздирающие подробности охоты.
По залу разливался мягкий свет. Там, где раньше был бар, сверкали теперь стекла больших книжных шкафов.
Оказалось, что холл не пустует. В креслах сидели и читали две женщины: одна, помоложе — в белом халате, другая, постарше — в скромном костюме.
В то время как старшая приветливо поднялась навстречу пану Александру, спрашивая у него путевку, Игнац занялся нежным творением в белом халате. Он подмигнул, и это не осталось незамеченным: девушка повернула голову и внимательно взглянула на него. Обрадованный первым успехом, Игнац стал яростно подмигивать еще и еще. Захлопнув книгу, девушка встала и многообещающе кивнула ему головой, определенно приглашая следовать за ней. Игнац прошел вслед за девушкой в комнату, которая раньше служила местом отдыха для господ, утомленных развлечениями в баре…
Девушка склонилась над стеклянным столиком, а когда подмигивающий интеллигент приблизился к ней, быстро и деловито промыла ему глаза раствором борной.
— Вам не следует ходить без очков по солнцу, — назидательно сказала она ему своим мелодичным голоском.
Игнац сообразил, что его неправильно поняли. Чтобы как-нибудь поправить дело, он начал лирически вздыхать и залихватски подкручивать ус. Девушка, заметив это, участливо спросила:
— И давно это с вами?
Цедя сквозь зубы отборные ругательства, Игнац ринулся наутек. Семейство тоже отступало. Пожилая женщина объяснила им, что переночевать можно неподалеку в гостинице, а дом отдыха частных лиц не обслуживает. Они в замешательстве покинули отель и даже через главный вход.
— Каков сброд! — ворчал старший Цедуля. — Но кто же им так дело наладил? Кто-нибудь из бывших, самим куда уж!..
Не успел он, однако, высказать всего, что накипело у него на сердце, как навстречу показалась женщина в нарядной меховой шубке. Она направлялась в отель.
— Еленка! — воскликнула пани Йозефина. — Александр, посмотри, да это наша судомойка! Так ты, Еленка, осталась здесь? Что поделываешь?
— Скоумалова, — сказала Еленка. — Моя фамилия — Скоумалова, пани Цедулева.
— Ага… Я не обратила внимания… то есть я не запомнила… Ты ведь служила у нас недолго, каких-нибудь пару лет… — смутившись, пробормотала пани.
— Бедняжка! — молвил пан Цедуля, который, по правде говоря, и не помнил ее. — Так эти бродяги разрешили вам здесь остаться? Трудно, не правда ли? Не так шикарно, как прежде? А чаевые получаете?
— Нет, не получаю, — с грустно-лукавой усмешкой ответила Еленка.
— Ну вот видите! — торжествовала пани Йозефина.
Между тем Эльвира размышляла, как бы ей через эту особу
