Жизнь и подвиги Родиона Аникеева - Август Ефимович Явич

Невдалеке ручей, звонко прыгая по серым валунам, блеснул в последнем луче солнца, и сразу настала ночь.
Внезапно поднялся ветер, нагоняя осенние тучи; лес закачался, зашумел, как водопад; надрывно стонали сосны; ели размахивали мохнатыми лапами; растрепанные березки пригибались к земле, и листья их, сорванные ветром, кружили, как стаи испуганных птиц.
Где-то с треском повалилось дерево, потом другое, третье, слышно было, как ветви их, со свистом бичей прорезая воздух, ударяются с гуканьем оземь.
Родион давно потерял тропинку, он пробирался чащей, пока не выбился из сил. Долго сидел он под деревом, слушая дикий и буйный рокот леса. А когда занялось утро, Родион увидел, что деревья стоят в серой мгле совсем голые и земля покрылась чешуей опавших листьев. А в сторонке сгрудились ели, напоминая католических монахов, которые служат заупокойную мессу.
Родион поднялся и пошел среди свежего бурелома. Шел он долго, босые исцарапанные ноги его очумели от усталости. Он подобрал сук, чтобы опираться на него.
Голод все настойчивей давал себя знать. После недавней тюремной голодовки Родиону было невмоготу переносить чувство голода.
Вскоре дорогу беглецу преградил свежий завал. Сцепившись корнями и ветвями, в беспорядке лежали поваленные бурей деревья, будто на поле недавнего побоища. Земля вокруг была искорежена и разбита, точно по ней стреляли тяжелыми гаубицами. Вдруг дерево, отдираясь от земли и словно вспарывая ее, начало клониться набок и с протяжным стоном и шуршаньем легло к ногам Родиона. Он едва успел отпрянуть.
Сутки плутал Родион по лесу и вконец изнемог от голода и усталости. Ночью его терзал холод, и он не мог заснуть.
Он шел словно в заколдованном сне, не чувствуя своего тела и не сознавая более себя. Он не замечал, что кружит вокруг одних и тех же мест. Ноги его распухли, из глубоких ссадин на лице и на руках сочилась кровь, одежда висела на нем лохмотьями.
В короткие минуты, когда рассудок его прояснялся, он начинал понимать, что заблудился.
Под вечер, когда потянуло сыростью топи, он упал. Он понял, что наступил его последний час. Он вызвал в своей памяти близких людей, чтобы проститься с ними и сказать им, как он их любит и как виноват перед ними. Ни страха, ни боязни перед смертью он не испытывал, а только горчайшее сознание, что жизнь ему не удалась и прошла впустую.
Над ним склонилась Анна, стерла со лба его пот и кровь, и так нежно и сладостно было ее прикосновение, что ему сделалось легче. Он встал и поплелся дальше.
Внезапно блеснул костер вдали, блеснул и погас, вновь блеснул, дразня и пугая едва живого беглеца. Костер возникал то слева, то справа, исчезал и вновь загорался, вдруг вспыхнул ярко и близко, совсем рядом. Родион увидел, что это поздний отсвет заката на белой коре березы. Несколько секунд еще дрожал отблеск последнего луча и потух, и сразу со всех сторон беглеца обступила плотная лесная ночь.
Родион был совсем обессилен.
Над ним рокотал сердито лес. Родиону вдруг послышалось:
— Смирись, человек! У тебя глупое, слепое сердце. Насытится ли голодный, которому снятся яства? Станет ли свободным узник, которому снится воля? Куда ты стремишься?
Но Родион не хотел больше оставаться в лесу, его влекло к людям. А лес, казалось Родиону, преграждал ему дорогу то завалом, то топью, то оврагом с крутыми откосами, и деревья хватали его за руки, царапали ему лицо и хлестали ветвями.
Со всех сторон его обступали косматые исполины, попеременно принимая то облик Васильчикова, то Владо-Владовского.
Ему слышались их голоса:
— Глупец! Искать правду в куче лжи — вздорное занятие! Правд слишком много, чтобы выбрать из них одну настоящую… все люди правы, каждый для себя… Люди! Ты сам говорил: они обрывают мечтам крылья, как это делают дети с мухами, и оправдывают свою жестокость тем, что мечты, как и мухи, бесполезны и вредны.
— Прочь! Прочь! — неистовствовал Родион, мечась в беспамятстве. — Кто вы? Никто не вправе судить человека, кроме как сами люди.
— Почему? Ты к нам пришел, не мы к тебе. Кто звал тебя? У тебя даже паспорта нет. Ха-ха! Ты никогда не выйдешь отсюда, никогда! Это так же верно, как то, что не может в октябре закуковать кукушка…
Лес вдруг смолк; в тишине слышно было бессвязное бормотанье больного. Вдруг сверкнуло вблизи на поляне пламя костра.
Родион остановился, глядя как завороженный на костер, пошатнулся и потерял сознание.
Родион Аникеев попадает к лесным братьям
Очнулся Родион у костра. Рядом с ним косматый мужик в солдатской шинели лакомился печеной картошкой.
Белая, крупитчатая, дымящаяся картошка приковала взор Родиона, он чувствовал ее душистый, горячий аромат.
— Очухался? — приветливо спросил мужик. — Ты первым делом поешь. А потом вникать будем — кто да что. Угощайся давай, тут на двоих хватит.
И пока Родион ел, обжигаясь и чувствуя, как с каждой проглоченной картошкой к нему возвращается частица утраченных сил, мужик исподтишка рассматривал гостя.
— Заблудился аль проштрафился?
— Беспаспортный. Бродяга, — коротко ответил Родион, дрожащей рукой ссыпая себе в рот хлебные крошки.
— Чай, года твои не вышли? Аль молодо глядишь? — сказал мужик.
— Да, — устало ответил Родион, постигший мудрость осторожности и немногословия.
— Одичал ты, — рассудительно сказал мужик, помолчав. — Одежа твоя худая, а время студеное. И приметный ты больно в ней…
Вдали с шумом повалилось дерево.
— Они теперь долго падать будут, — снова сказал мужик, когда стихло. — Ну и буря! Сколько дров наломала. Ты где был в самый вихрь-то? Аль плутал?
Родион ничего не ответил.
В ночи полыхал костер, и свет от него, как бы дойдя до черты, остановился перед отвесной стеной мрака. Когда костер с треском вспыхивал, ночь отступала от него, а когда он начинал затухать, она придвигалась к нему совсем близко. И вспыхнувшая еловая шишка каталась по земле совсем как живая, пытаясь сбить с себя пламя.
Поляну со всех сторон обступал черный лес, глубокий и глухой. Откуда-то из тьмы лесной Родион вышел, а вот откуда — он уже не знал.
Родион вспомнил вопрос мужика и ответил на него с запозданием:
— Да.
Мужик не понял, к чему это парень сказал «да», — слишком далеко отстоял ответ от вопроса.
— Этот лес дурной, даже гриба хорошего в нем нету, — сказал мужик.
Но Родион уже ничего не слышал. Он спал. Сухой и пыльный запах сена наполнил сон Родиона видениями детства, и он улыбался во сне.
Проснулся он среди ночи. Красные и теплые отсветы костра то подходили к нему и гладили его по