Жизнь и подвиги Родиона Аникеева - Август Ефимович Явич
«Ладно, ладно, — остановил ее квартальный. — Давай, матушка, про Маркела Цуцкина, а про татарина не надо, ни к чему…»
Но тетушка Маврикия не унималась.
«Не Цуцкин, а Тютькин… и говорить про него нечего. А про жиличку скажу… гулящая она, потаскуха и ведьма… каждую неделю на помеле летает, право. А матерится хуже мужика…»
«К делу, к делу! — прикрикнул на старуху квартальный. — Про Маркела давай, про Маркела Тютькина…»
Но не так-то просто было урезонить старуху.
«И сдался же этот Маркел Тютькин, — закричала она. — А про людей и слушать не хотите… а у нас кругом тут антихристы и черти…»
«Довольно трезвонить! — гаркнул квартальный. — Молчать! Протокол напишем про этого, как его…»
«Тютькина…» — подсказала старуха.
И вот квартальный надзиратель по фамилии Пентюх сотворил протокол, а сумасшедшая старуха подмахнула: дескать, проживает без прописки и без паспорта некто Маркел Тютькин.
И заварилось дело. Сперва штраф прислали за нарушение паспортного режима.
Ну, я, конечно, в полицию: «Что такое, спрашиваю, за что штраф?» А мне отвечают: «Сперва уплатите, господин хороший, а потом и разговаривать будете». — «Помилуйте, говорю, ваше благородие, штраф-то за что? Ведь Маркел Тютькин — это кот, понимаете, обыкновенный кот». — «Знаем, отвечают, для кого кот, а для кого котище. Вы нам очки не втирайте. У нас тут Маркел Цуцкин в бегах… политический, государственный преступник… Понятно?»
Вот тебе и на. Но тут я спохватился: «Цуцкин, говорю, не Тютькин. И потом, это кот, понимаете, кошка… понять-то вы способны?» — «А вы, говорит, не дерзите, господин хороший! Способны мы понять или не способны — не ваше дело. За это можно и к ответу».
И пошло-поехало. Вызвали к прокурору. Тупой попался, как колун. «Кто, — спрашивает, — такой этот Маркел Тютькин? Почему кота, — спрашивает, — назвали Маркел Тютькин? Не есть ли Маркел Тютькин тот самый Маркел Цуцкин, который в бегах?»
Господи прости и помилуй! «Да ведь, говорю, это я сам дал имя коту Маркел Тютькин. У нас, говорю, и собака есть по имени Аста Нильсен». А этот прокурор-недоросль отвечает: «Это ваше частное дело давать собакам и кошкам исторические имена вроде Цезаря или Мессалины. Но Маркел Тютькин или Цуцкин — это реально действующее лицо. Откуда, спрашивается, возникло у вас это имя?» — «Черт его знает, совпадение, случайность». А прокурор ухмыляется этакой гаденькой ухмылкой. «Странная, говорит, случайность, странное совпадение». Ну, тут и я не стерпел. «Почему, говорю, странное! Ваша фамилия, господин прокурор, кажется, Петухов, а я знавал двух Петуховых — шулера и казнокрада. Вот вам и совпадение».
Он даже позеленел от ярости. «Но-но, говорит, прошу не забываться. Довольно, сударь, темнить и путать».
Тут уж и я озлился. «Это вы, говорю, сами путаете, господин прокурор! То вам Тютькина подавай, а то Цуцкина. Тютькин не Цуцкин. И если вы ищете Цуцкина, то оставьте в покое Тютькина».
Тут он взвился, даже заикаться стал. «А вы, говорит, потише, милостивый государь! Кто кричит, тот виноват. Не выйдет, не запутаете правосудие. Для верности следствия, говорит, придется взять вас под стражу».
И что вы думаете, написал, прохвост, определение. Пришлось друзьям взять меня на поруки. Дал подписку о невыезде.
По службе тоже неприятности начались. Сначала сослуживцы смеялись, а потом вдруг прохладцей повеяло. Кое-кто перестал здороваться. А там отстранили меня от преподавания «до выяснения». Я учитель рисования в мирошниковском реальном. В общем, сгустились тучи. В газетке определенного направления вдруг заметка разоблачительная промелькнула: дескать, в некотором месте нашего старинного града Китежа появилось некое животное кошачьей породы, которое на поверку оказалось не то из жидов, не то из выкрестов, не то из масонов, но совершенно очевидного возмутительного образа мысли смутьянства, космополитизма и франкмасонства. Тотчас откликнулась и либеральная пресса, вопрошая иронически: как могли возникнуть в наш век передовых идей и глубочайшей эмансипации, в век пара и электричества, отвратительные сказки про нечистую силу и оборотней? На этот вопрос другая часть столичной прессы отвечала: там, где возможны процессы ведьм и ритуальных наветов, где живое слово поставлено под подозрение, там все возможно, и даже возрождение средневековья.
И вот уже внимание всей благомыслящей, а равно и инакомыслящей России приковано к Маркелу Тютькину.
А меня, раба божьего, не перестают трепать: вынь да положь им Маркела Тютькина или Цуцкина. «Ну хорошо, — говорит прокурор, — допустим, вы так назвали своего кота. Но, спрашивается, почему вы обыкновенному коту дали необыкновенное имя? Почему не просто Васька, а именно Маркел, да еще по фамилии Тютькин или Цуцкин, что одно и то же». — «Маркел, — отвечаю, — это обыкновенное имя, господин прокурор, мужицкое, и святой этот из мужиков. А Васька, Василий, сиречь Василий Великий, чьим именем названы храмы, базилики, это святой необыкновенный. А что касается фамилии, так и собака у нас Аста Нильсен, по имени известной актрисы, а вовсе не исторической персоны».
Прокурор совсем вызверился. «Довольно вам вилять и изворачиваться. При чем тут кот, ежели это человек. Налицо casus delicti — повод для судебного преследования. Пока мы с вами разговаривали по-человечески, теперь поговорим другим языком…» Ну, слово за слово, я ему одно, а он мне десять. Разругались смертельно, наговорил ему с три вагона арестантов. «К сожалению, говорю, там, где должны быть люди честные и разумные, часто сидят лиходеи, хапуги и заплечных дел мастера». Он даже испугался моих слов. «Что вы сказали?» — «А то, — отвечаю, — что слышали». Лицо у него перекосилось, чуть пена на губах не выступила. «Так, по-вашему, все мы здесь лиходеи, хапуги и палачи?» Вижу, перевертывает он мои слова, под новую статью подводит.
«Нет, говорю, господин прокурор, это вы говорите, что все вы здесь лиходеи, хапуги и палачи. А я этого не говорил, и зря вы на меня поклеп возводите. Какой позор! Сказать про меня, человека благонамеренных устоев, будто я сказал, что вы все здесь лиходеи, хапуги и палачи. Никогда я не говорил…» — и давай сначала. Довел-таки его, голубчика, до белого каления. Но разве дураку докажешь, что он дурак? Умному можно доказать, что он глуп, а дураку — никогда. Ну и посадили меня. И сколько сидеть буду, одному господу богу известно. Пока не отыщется государственный преступник Маркел Тютькин или Цуцкин. А может, и не было никакого Маркела Тютькина? А может, вся Россия Маркел Тютькин?..
У Родиона эта история не вызвала ни смеха, ни улыбки. Ему даже казалось непостижимо странным, что люди
