Нино и её призраки - Анна Теплицкая

— Где ты был? — набросилась я на него позавчера.
— Гулял.
Его больше не интересовало, где я и с кем провожу время, почему не ответила на звонок и не перезвонила. Казалось, он утратил интерес ко всему, что относилось ко мне. Положение становилось нестерпимым, поэтому я все чаще и чаще сбегала на сеансы.
Глаза Николай Васильевича блеснули неверием; уже не в первый раз я подумала, что старик обладает исключительной, хотя и малоприятной, способностью видеть меня насквозь. Я не знала, насколько верно мое умозаключение, поэтому быстро затыкалась и улыбалась как кукла: картинно и доброжелательно. От нее уже ныло лицо.
— Нино, я надеюсь, благодаря нашей терапии вы поняли, что эмоции часто оторваны от контекста, они возникают из-за вашего восприятия человека.
— Что?
— Пристрастие, суммации, мнестичность, иррадиация.
— Издеваетесь?
— Провоцирую вас на рефлексию.
— Рефлексия возможна в том случае, если я понимаю значение слов, не считаете? — Объясню на пальцах: то, как вы относитесь к человеку, влияет на эмоциональный фон, а не конкретная ситуация.
Я покивала, а потом заговорщически сообщила, что в отношениях с мужем у нас появился секс.
— Я очень рад, что сумел вам помочь, — обрадовался Николай Васильевич.
Да, я стала как наркоман. Я готова была все, что угодно, сказать ради еще одного путешествия в прошлое. Да я бы без проблем переспала с Николаем Васильевичем несколько раз, пусть он ставит меня как хочет, лишь бы у меня появилась возможность еще раз пережить непередаваемые эмоции. Это еще лучше, чем наркотический кайф. Это происходило со мной на самом деле.
— А дети? — не унимался врач.
— Давид такой умный, он перешел в третий класс и учится на одни пятерки! Матвей тоже не отстает, всегда сидит рядом с братом, когда тот делает домашнее задание. Такие чудесные дети, что моему мужу еще надо?
— А вам самой что еще надо? — неожиданно спросил Николай Васильевич.
Его глупые вопросы часто ставили меня в тупик, я решила действовать наверняка:
— Скажите, а когда вы будете обучать меня самогипнозу?
Николай Васильевич посмотрел на меня с подозрением:
— Скоро. А что?
— Ну что я вас постоянно мучаю, — закокетничала я. — Может, у меня бы уже получилось входить в транс самой…
— В академической практике эриксоновский терапевт просто обязан обучить клиента самогипнозу. Но вы должны понимать, речь идет о самых легких формах транса: уметь входить в приятное, комфортное состояние, вспомнить образы, которые вы видели на сеансах. Причем вы самостоятельно можете использовать для этого любую технику — каталепсию или левитацию, как вам угодно. Я сам регулярно практикую самогипноз. Четыре-пять минут транса — превосходное расслабляющее средство: снимает головную боль, стресс, плохое настроение. Замечательный отдых, не правда ли? Но мы с вами занимаемся глубоким погружением в бессознательное. Вы вряд ли сможете зайти в такое состояние самостоятельно, но даже если получится, не сможете выйти оттуда без моей помощи. Это слишком опасно. При эриксоновском гипнозе…
— А у нас какой?
— Эриксоновский, — терпеливо в десятый раз уточнил Николай Васильевич. — Нино, это не два разных гипноза, а скорее два разных подхода к гипнозу. Традиционный гипноз характеризуется более авторитарным подходом: там весь спектр прямых внушений, культивируется подчинение, а самое главное, гипнотизер думает, что имеет над пациентом власть, тогда как эриксоновский гипноз — это пермиссивный подход, косвенные внушения, культивируется высвобождение, и терапевт в роли помощника, который консультирует пациента, рассказывает, как обрести власть над самим собой.
— Очень интересно, — с неживой улыбкой сказала я.
— Вы когда-либо страдали невротическими расстройствами?
О да, Николай Васильевич, в точку. Эта тварь выпрыгнула на меня из ниоткуда, когда Матвею исполнилось два года. Я даже растерялась, раньше мне было известно слово депрессия, но оно было напрочь лишено индивидуальности. Она нападала на моих подруг и знакомых, девчонок в соцсетях, но меня обходила стороной. Сейчас же все мое существо заполняла беспросветность, она высосала смысл жизни, обесценила желания, с каждым днем становилось все темнее, будто ничто уже не могло остановить быстрый и неконтролируемый рост внутренней пустоты. Образовавшиеся дыры представляли опасность для окружающих тканей. Радость не успевала созревать и отмирала, не оставляя возможности хотя бы попробовать ее вкус. Я забыла ее сладкий манящий запах, ее легкое касание, ощущение, которое способно вывернуть и окрасить жутковатый мир. Я уже не помнила, как это: просыпаться и ощущать ее внутри, — как будто у моих клеток изменился генетический код, и теперь они ополчились против меня, отказывались работать организму на пользу. Мертвая радость становилась элементом питания новых злокачественных эмоций: тоски и скуки. Тут я нашла обезболивающее. Как только алкоголь попадал на сухую почву, она всасывала ее и на какое-то время оживала; это не значит, что я ощущала удовольствие, но я хотя бы чувствовала, что тьма немного разбавляется светом. Мир становился серым. В голову начинали просачиваться полупрозрачные образы желаний, еще недоразвитые, но при должном усилии их можно было укрепить.
Я представляла себя танцующей босиком на берегу Черного моря, рядом сплошь молодые люди — девушки и мужчины, вместе мы отрываемся и скачем, полностью освободившись от раздумий и обязательств, в кармане только двадцать лари, но это никого из нас не беспокоит. Такие картины не задерживались в моем сознании долго: не получая ни малейшего подкрепления в виде хотя бы иллюзорного воплощения, они растворялись в тысячах других похожих изображений.
Я приходила в себя, когда за окном брезжило утро, могла всю ночь просидеть на кухне за столом, пить, пилить ногти до мяса и пялиться на сумрачную зыбь Фонтанки. Сидела и смотрела в чужое небо из чужого окна. Питер это состояние всячески подпитывал, неудивительно, что у него такая мрачная репутация — город драк, скандалов, изнасилованных женщин и суицидников; часть меня уже хотела присоединиться к мрачному списку его жертв.
Об этом я коротко рассказала Николаю Васильевичу — не теми же словами, боже упаси, он бы подумал, что я кто-то вроде интеллигентного питерского бомжа. А со своим обычным женским кокетством: «Представляете? Я совсем не спала,