Облачный сон девяти - Ким Ман Чжун

И она рассказала сестре все, что слышала в спальне мужа. Ён Ян колебалась в нерешительности. Тогда Нан Ян взяла ее за руку и повела в спальню министра. Министр бредил, то и дело поминая дочь наместника Чона. Нан Ян подошла к постели.
– Господин министр! Пришла принцесса Ён Ян! Откройте же глаза, взгляните на нее!
Со Ю поднял голову, огляделся вокруг и сделал усилие, собираясь встать; Чхэ Бон подбежала и помогла ему сесть. Глядя в упор на принцесс, Ян Со Ю проговорил:
– Небу угодно было, чтобы я женился на вас. Я выполнил волю Неба и намеревался жить с вами в мире и согласии долгие годы, до конца дней своих… Но кто-то неведомый влечет меня к себе, недолго уже оставаться мне в этом мире – вот что печалит меня.
– Вы полны сил и здоровья, – говорит принцесса Ён Ян. – К чему такие унылые речи? Допустим, госпожа Чон стала «блуждающей душой», но разве может она проникнуть во дворец, охраняемый духами? Разве может она повредить вашему драгоценному здоровью?
– Она и сейчас стоит передо мной, – отвечает министр, – значит, она смогла пройти во дворец!
Нан Ян попыталась обратить дело в шутку:
– В древние времена люди, выпив вино, в котором увидели змею, вылечивались лишь после того, как убеждались, что отражение лука, висящего на стене, и есть змея. Ваша болезнь именно такого рода, и потому лечить ее нужно таким же способом.
Министр ничего не ответил, лишь замахал руками. Видя, что болезнь действительно серьезная, Ён Ян отошла в сторону, села и проговорила:
– Вы думаете лишь о покойной госпоже Чон. А не хотите ли взглянуть на живую дочь наместника Чона? Если вы этого хотите, то она перед вами! Я и есть госпожа Чон!
Со Ю сделал вид, что не верит ей:
– Что я слышу?! У наместника Чона, насколько я знаю, была одна-единственная дочь, она давно умерла. Покойная госпожа Чон только что приснилась мне – откуда же взялась живая Чон?! Если дочь наместника не умерла, то она жива; а если она не жива, то мертва – так уж устроен человек! Но если человек умер, он не может ожить вновь! Так что я не верю вам, принцесса!
Нан Ян решила раскрыть карты:
– Наша милостивая государыня сделала дочь наместника Чона своей приемной дочерью и возвела ее в сан принцессы, после чего выдала, как и меня, замуж за вас. Принцесса Ён Ян и есть та самая госпожа Чон, которая когда-то слушала вашу игру на комунго. Поверьте, я говорю чистую правду.
Министр ничего не ответил на это, лишь застонал громче прежнего. Наконец он поднял голову и, глубоко вздохнув, сказал:
– Когда я жил в доме наместника Чона, мне прислуживала служанка его дочери, Ка Чхун Ун. Где она сейчас? Я хотел бы спросить у нее кое-что. Как жаль, что я не могу увидеться с ней сейчас! Какая досада!
– Чхун Ун сейчас во дворце, – сказала принцесса Нан Ян, – она пришла проведать свою госпожу. Она тоже обеспокоена вашей болезнью! Она…
Не успела принцесса закончить, как вошла Чхун Ун и спросила:
– Как ваше здоровье, господин первый министр?
Неожиданно для всех министр приказал:
– Пусть все выйдут из комнаты, кроме Чхун Ун!
Принцессы и Чин Чхэ Бон вышли, облокотились на перила и стали ждать.
Министр встал с постели, умылся, причесался, оделся и велел Чхун Ун позвать тех, кто вышел. Сдерживая смех, Чхун Ун вышла и сказала принцессам и Чхэ Бон:
– Министр зовет вас!
Все четверо вошли в спальню и видят: министр сидит в кресле, на голове у него парадная шляпа, на плечах – одежды придворного вельможи, в руках – жезл из белой яшмы. Он совсем не похож на человека, сраженного болезнью! Принцесса Ён Ян поняла, что министр перехитрил их всех, и, улыбнувшись, потупила голову. Нан Ян недоумевала:
– Вы уже выздоровели, господин министр?
Ян Со Ю серьезно и строго ответил:
– Недавно я заметил, что все вы ведете себя как-то странно, стараетесь обмануть меня, нарушить извечные взаимоотношения мужчин и женщин. Я много думал, как оградить себя от обмана, и в конце концов заболел. Теперь я снова здоров, не беспокойтесь обо мне!
Нан Ян и Чхэ Бон втихомолку смеются, а Ён Ян говорит:
– Мы не предполагали, что вы примете все это так близко к сердцу. Если же вы хотите точно знать причины своей болезни – обратитесь к государыне, она расскажет вам обо всем, и тогда вы простите нас!
Бросив притворяться, министр громко расхохотался:
– Я признаюсь, что побежден! Побежден неуловимыми хитростями и женскими чарами! Отныне я буду еще больше восхищаться вами и уважать вас, своих жен, за ваши истинно императорские достоинства, доверчивость и дружбу! От всей души буду стараться жить с вами в мире и согласии до конца дней своих!
Принцессы и Чхэ Бон молчали, смущенные.
Министр Ян устраивает пир по случаю приезда матери
А в это время императрица, созвав придворных дам, беседовала с ними о болезни министра. Когда стало известно, чем кончилась задуманная ею шутка, она рассмеялась и велела позвать зятя и дочерей.
– Говорят, вы нашли дочь наместника Чона, с которой некогда были помолвлены, – это правда?
Со Ю низко поклонился:
– Ваши милости велики, словно Небо! Моих сил не хватит, чтобы отблагодарить ваше величество!
– Почему вы называете это «милостями»? – недоумевала императрица. – Это была всего лишь шутка!
На другой день, когда Сын Неба принимал у себя военных сановников, те доложили ему:
– На днях в небе появились яркие звезды, а на землю выпала сладкая роса, Хуанхэ посветлела, увяли злаки, правители трех округов без боя сдали свои владения врагам. А министр Ян Со Ю последнее время не выходит из дворца, он забросил все государственные дела…
Сын Неба рассмеялся:
– Все это время министр находился во власти государыни, поэтому и не мог заняться делами. Сегодня же мы распорядимся, чтобы он выполнил свой долг.
На следующий день министр явился в военное ведомство, разобрал накопившиеся дела и написал прошение на высочайшее имя, в котором просил разрешить ему привезти к себе мать. Вот что было сказано в этом прошении:
«Зять императора Ян Со Ю, потомок подлого рода земли Чу, почтительнейше обращается к его величеству императору с нижайшей просьбой.
Выдвинутый на должность из провинции, я отличился на государственных экзаменах и вот уже несколько лет пребываю при дворе. По приказу вашего величества я неоднократно бил врагов, и враги сдавались мне на милость. Но