История и миф - Юрий Викторович Андреев

Ил. 16.1. Дельфы. Священная дорога

Интересно, что жрецы — толкователи додонского оракула назывались в древности Έλλοί или Σελλοί, что этимологически очень близко к 'Έλληνες, как признают современные лингвисты. У Гомера мы находим любопытный эпизод (II. XVI, 233-35): Ахилл, отправляя в бой своего друга Патрокла, обращается с молитвой не к какому-нибудь другому богу, а именно к Зевсу Додонскому:

Зевс Пеласгийский, Додонский, далекий владыка Додоны

Вечно суровой, где Селлы, пророки твои, обитают,

Ног не моют себе и спят на земле обнаженной!

Если фессалийский герой Ахилл в столь важный момент его жизни обращается с молитвой к божеству, обитающему в совсем другой части Греции, то не значит ли это, что предки Ахилла пришли когда-то в Фессалию из Эпира, где находилась Додона? Напоминанием о том, что здесь, в Додоне, когда-то обитал народ эллинов или эллов, осталась титулатура жрецов местного храма. Этот вывод был сделан уже Аристотелем, который полагал, что древняя Эллада находилась именно в Додоне.

Ил. 16.2. Дельфы. Руины храма Аполлона

Итак, тот факт, что название одного из греческих племен, обитавшего первоначально в Эпире, в области Додоны, а затем переселившегося на восток, в Фессалию, стало в конце концов универсальным обозначением всей греческой народности, можно приписать стечению целого ряда случайных обстоятельств (роль Дельф и Додоны, эолийско-фессалийская ориентация мифологической поэзии Гесиода и т. д.). Точно так же чисто случайно возникло и второе общее название того же народа — «греки», названия многих других народов как в античную эпоху, так и в средние века. Нельзя, однако, считать случайностью то, что потребность в таком универсальном обозначении всех греческих племен, где бы они ни жили, появилась именно в VIII столетии, не раньше и не позже.

VIII век вообще занимает особое место в греческой истории. Начало этого столетия отмечено учреждением общегреческих Олимпийских игр (776 г. до н. э.), что означало резкий разрыв с былыми традициями межплеменной вражды и политической изоляции отдельных общин (ил. 17). На вторую половину VIII в. падает такое важнейшее событие, как формирование общегреческого (национального) эпоса — гомеровских поэм (панэллинская идея пронизывает в особенности первую из них — «Илиаду»). К этому же времени можно отнести с наибольшей вероятностью и складывание общегреческого олимпийского пантеона — объединение множества локальных племенных культов в единую систему, распространившуюся на все греческие полисы.

Ил. 17. Стадион в Олимпии

Во всем этом нашла свое выражение идея единства всех греков независимо от их местожительства и политической принадлежности. Об исторических предпосылках возникновения этой идеи мы уже говорили раньше (важнейшая из этих предпосылок — Великая колонизация, начавшаяся как раз в VIII в., хотя, возможно, были и какие-то другие факторы, способствовавшие пробуждению национального чувства среди греков, о которых мы пока ничего определенного сказать не можем).

Фукидид, безусловно, был прав, высказывая мысль о том, что пробуждению национального самосознания греков предшествовал длительный период политической раздробленности, в течение которого отсутствовало само понятие единой греческой народности, отличной от других (варварских) племен и народов. В таком состоянии полнейшей политической, социально-экономической и культурной разобщенности греческий мир действительно пребывал на протяжении целого ряда веков, вероятно, не менее четырех столетий (с XII по IX в. включительно). После крушения микенской цивилизации (первая половина XII в.) греки, раздробленные на мелкие, почти совершенно изолированные от внешнего мира родоплеменные общины, едва ли способны были воспринимать сами себя как единый народ и, по-видимому, не проводили четкой грани между собой и соседними иноязычными племенами. Но что было до этого?

Пока что наши знания о микенской эпохе слишком ограничены, и мы не можем сказать с уверенностью, существовало ли в те времена в Греции единое государство с единым центром, например в Микенах (великая Ахейская держава), или же было несколько независимых друг от друга государств, каждое из которых имело своим центром ту или иную цитадель или дворец. На этот вопрос не дают ясного ответа ни заговорившие недавно таблички линейного письма Б, ни Гомер, воспроизводящий в своих поэмах политические отношения микенского времени, конечно, лишь с очень большим приближением, бо́льше полагаясь на свою поэтическую интуицию, а не на точные знания. Тем не менее мы можем уже сейчас с уверенностью утверждать, что грекам того времени было уже свойственно в какой-то мере сознание своей этнической и языковой общности. Наша уверенность основывается на двух фактах: 1) удивительное единообразие микенской культуры по всей зоне ее распространения (а этой зоной можно считать почти всю Балканскую Грецию и многие из островов Эгейского моря); 2) единообразие микенской письменности и соответствующего ей языка независимо от того, в каких центрах были найдены памятники этой письменности. Правда, таких центров пока что не так уж много: более или менее значительные скопления табличек линейного письма Б были найдены только в Фивах, Микенах, Пилосе и, наконец, в Кноссе (самый большой из всех микенских архивов). Но эти центры разбросаны достаточно широко по всей Греции. Единообразие основных слоговых знаков в каждом из этих центров, единообразие грамматических и фонетических форм слов кажутся поистине удивительными. В табличках мы не найдем ничего похожего на те диалектические и графические различия, которые так характерны для происходящих из разных местностей надписей архаической эпохи. Язык табличек в полном смысле слова — наддиалект. По всей видимости, он использовался только в узком кругу дворцовой бюрократии и профессиональных писцов для счетных записей и деловой переписки. Соответствовало ли этому специфическому наддиалекту какое-то общегреческое языковое койне, на котором говорили широкие слои населения микенских государств, сказать пока что трудно. Так или иначе оба отмеченных обстоятельства (единообразие культуры и единообразие языка письменных документов) указывают на то, что между отдельными микенскими государствами существовали тесные и непрерывные контакты, а их обитатели, по всей вероятности, считали себя уже единым народом, хотя бы и находившимся в подданстве у разных царей.

Общим наименованием этого народа было, по-видимому, «ахейцы». О государстве или стране «Аххиява» упоминают хеттские документы, современные периоду расцвета микенских государств. Народ «ахайваша» фигурирует в перечне «Народов моря», вторгшихся в Египет на рубеже XIII-XII вв. Наконец, у Гомера греческие воины — участники похода на Трою все вместе именуются обычно ахейцами, хотя наряду с этим употребляются и два других этникона: аргивяне и данайцы. Анализ текста поэм убеждает