История и миф - Юрий Викторович Андреев

географов. Но все эти пестрые осколки уже не производят впечатления хаотической разнородной массы. Мы, собственно, даже и не подозреваем о их существовании. Нужна, как вы только что могли убедиться, большая аналитическая работа для того, чтобы распознать их в тексте платоновских диалогов. Настолько велика сила художественного убеждения, вложенного Платоном в его рассказ, и настолько сам этот рассказ подчинен одной идее, одному грандиозному замыслу, что мы далеко не сразу начинаем понимать, что перед нами, в сущности, лишь сплав, искусно составленный из множества разнородных компонентов. Подобно зодчему, который берет камень из древних развалин для своей постройки, Платон воздвигает из обломков древних сказаний и мифов свой новый миф, разительно на них непохожий, наполненный совершенно иным содержанием.

ПРИЛОЖЕНИЕ

I. Атлантида Платона и Феопомпова Меропия (Aelian. Var. His., Ill, 18)

Разногласия. 1) У Платона Атлантида — остров, превышающий величиной Ливию и Азию (Crit. 108, е). У Феопомпа Меропия — единственный настоящий материк, тогда как Европа, Азия и Ливия — острова, со всех сторон омываемые океаном. Феопомп, как и Платон, здесь явно намекает на разницу в размерах, но разница здесь не только количественная, но и качественная: острова и материк. У Платона нет как будто и намека на эту явную географическую нелепицу, и Феопомп скорее всего сам до нее додумался или же взял из какого-то неизвестного нам источника.

2) Источником, к которому восходит эта «удивительная история», у Феопомпа назван Силен, а не египетский жрец из храма Нейт. Зачем понадобилось введение этого персонажа, если предположить, что Феопомп в основном следовал за Платоном, остается, в общем, непонятным (что вообще известно о Силене или Силенах как мудрецах и носителях тайных знаний?).

3) Жители Меропии — великаны, ростом вдвое превосходящие простых смертных и живущие вдвое больше, чем они. Об атлантах у Платона ничего подобного не говорится.

4) Два главных города Меропии — Махим и Евсебес — расположены на одном материке, а не на разных, как Афины и Атлантида у Платона.

5) Краткое описание Евсебеса не имеет ничего общего с подробным описанием древнейших Афин в «Критии». Скорее это сжатая до предела картина золотого века в духе Гесиода. Также и частые посещения жителей Евсебеса богами — деталь отнюдь не платоновская (скорее, она восходит к феакийским песням «Одиссеи»).

6) В описании жителей Махима также лишь немногое напоминает Платона: это прежде всего их ненасытная жажда власти над другими народами, война как жизненный принцип и, наконец, их невероятная численность (не меньше двухсот мириад). Все остальное — плоды фантазии Феопомпа или его источника, никак не связанные с «Атлантидой» Платона: жители Махима рождаются на свет уже в полном вооружении, как спарты (гиганты), выросшие из зубов дракона, посеянных Кадмом, Ясоном. Они обычно погибают в сражениях, а не от болезней или других естественных причин. Убить их можно только камнями или дубинами: железо не причиняет им вреда. Золота и серебра у них так много, что эти металлы ценятся ниже железа (если это и отзвук описания Атлантиды, то весьма отдаленный).

7) Подобно атлантам, жители Махима попытались переправиться на «наши острова», т. е. в Европу, Азию и Ливию и, видимо, завоевали их, хотя об этом прямо не сказано. При этом они достигли «гиперборейских пределов», т. е. Крайнего севера, подальше идти не пожелали, ибо «нашли жизнь гипербореев жалкой и убогой», хотя и знали о том, что этот народ считается «у нас» самым счастливым.

Как мы видим, тема противостояния и борьбы двух государств — «праведного» и «неправедного», — составляющая основное идейное содержание платоновского мифа об Атлантиде, у Феопомпа лишь намечена, но по существу никак не раскрыта. Нигде не сказано даже, что жители Махима пытаются подчинить себе Евсебес и вообще ничего не говорится о столкновениях между ними. В сущности, если бы такая попытка была предпринята, то мирным обитателям Евсебеса, которые даже землю плугом не научились обрабатывать, пришлось бы, конечно, плохо. Поэтому Феопомп просто оставляет без внимания эту сюжетную линию, столь важную для Платона, и направляет агрессию Махима совсем в другую сторону, в гиперборейские пределы, где вся военная мощь этого государства оказывается пустой и бессмысленной, так как завоеватели лишены цели, ради которой стоит вести войну.

Итак, несмотря на сходство отдельных деталей, история, рассказанная Феопомпом, разительно отличается от платоновского мифа. Хотя в ней есть некоторая претензия на «философичность» (скорее всего, кинического толка), здесь трудно найти какую-то единую стройную концепцию — поучение.

Странным кажется само противопоставление двух городов: «праведного» и «воинственного», которые, в общем-то, никак не соединяются в одной логической плоскости; их сосуществование — литературный нонсенс, который автору едва ли удалось бы как-то оправдать. Естественнее было бы ожидать появления пар вроде «праведный — неправедный», «мирный (до определенного момента, как платоновские Афины) — воинственный» и т. п. Безупречная праведность жителей Евсебеса не находит в повествовании никакого логического разрешения, она, можно сказать, повисает в воздухе, никак не соединяясь с неуемной воинственностью обитателей Махима, которые лишь все время воюют и покоряют другие народы, пока не натыкаются на странный народ гипербореев, у которых, как у всяких идеальных дикарей, нет ничего такого, чем стоило бы дорожить (в сущности, это несколько измененный вариант того же Евсебеса, и в этом случае намеченный Феопомпом конфликт получает скорее ироническое разрешение, а не трагическое или катастрофическое вроде столкновения Дария со скифами).

С другой стороны, этот нехитрый идейный стержень истории Феопом-па густо облеплен фольклорными деталями, которых мы не найдем у Платона. Сюда можно отнести необыкновенное долгожительство и гигантский рост жителей Меропии, картину земного рая, ассоциирующуюся с Евсебесом, необычные способы рождения и смерти среди жителей Махима, пренебрежение к золоту и серебру (последняя деталь, впрочем, типична и для философских описаний жизни идеальных «дикарей»).

Зато Феопомп явно пренебрегает массой фабульно выигрышных моментов, которые он мог бы перенести в свою историю из «Тимея» и «Крития»: платоновские числа, генеалогия царей атлантов и описание их города, подробности завоевательных походов атлантов и их войны с афинянами, наконец, конечная катастрофа и ее последствия. Все эти элементы платоновского повествования, до сих пор будоражищие воображение читателей, Феопомпа почему-то не заинтересовали. Скорее всего это произошло просто потому, что он о них ничего не знал. Следовательно, в его распоряжении находился какой-то другой источник, в сущности, очень далекий от платоновской Атлантиды, но в то же время имеющий с ней и некоторые точки соприкосновения (главная из них это, конечно, противопоставление двух государств-антиподов, идея, блестяще развернутая Платоном, но в силу каких-то причин не очень удачно реализованная Феопомпом