Событие в аду - Рюноскэ Акутагава

– Вы меня зачем-то звать изволили?

А Иосихидэ будто и не слышит, повел языком по красным губам своим и говорит:

– Смотри, какая ручная, а? – и показывает на птицу подбородком.

– Как она называется? Никогда таких не видывал, – говорит ученик, а сам поглядывает с опаской на это страшилище, – ну, как есть кошка!

Иосихидэ же отвечает ему, как всегда, насмешливо:

– Не видал, говоришь? Беда с вами столичными. Совой зовется, третьего дня охотник принес из Курама. Только, таких-то ручных, пожалуй, немного найдется.

Говорит, а сам руку медленно поднял и провел тихонько по ее спине против перьев, а птица только что есть кончила, Бог ты мой, что тут случилось! Птица закричала пронзительно, сорвалась со стола да как бросится к лицу ученика, когти свои распялила. Не закройся тот во-время рукавом, не миновать бы ему хороших царапин. Закричал он, стал отгонять птицу, отмахивается от нее руками. Да не тут-то было: сова на него так и набрасывается, клювом щелкает, все клюнуть его норовит. Ученик забыл и про учителя: то вскочит, чтобы оборониться, то на пол присядет, отгоняет ее, мечется вне себя от испуга по тесной каморке. А птица дьявольская все за ним: то вверх, то вниз шныряет, в глаза так и нацеливается, крыльями своими хлопает, да так оглушительно, что просто жуть берет. И, между прочим, духом от нее каким-то странным веет: не то запахом листьев гниющих, не то сыростью от водопадных брызг, не то прелью приторной, как от плодов, обезьянами припасенных, – брр! мороз по коже подирает.

Ученику со страха почудилось даже, будто перед ним уже не фонарь полутемный светит, а месяц тусклый, и не в комнате, учителя он находится, а где-то в ущелье горном, населенном всякой дьявольщиной.

Впрочем, не одна сова нагнала страху на ученика. Волосы у него стали дыбом, когда он бросил взгляд на своего учителя: стоит тот себе прехладнокровно, поглядывает на эту суматоху, кончик кисти покусывает, да знай зарисовывает на развернутом листе бумаги всю эту сцену жуткую, как чудовищная птица терзает юношу женоподобного. Увидал это ученик, похолодел от ужаса. Говорил потом: «Ну, думаю, это из-за учителя конец приходит мне».

11

Да и кто бы мог поручиться, что по вине учителя дело для юноши не кончится печально? Ведь затем-то и вызвал его учитель, чтобы сову на него натравить, да зарисовать, как он метаться будет, спасаясь от нее. Ну-с, как увидел ученик, в какое положение он попал, завопил благим матом сам не знает что, рукавами голову себе закрыл, забился в угол комнаты, притулился там возле подъемного ставня и сидит. Вдруг слышит: Иосихидэ тоже что-то закричал, засуматошился, вскочил из-за стола, а шум от совиных крыльев еще оглушительнее.

Какие-то предметы посыпались, разбилось что-то, – грохот, звон! У ученика душа уж со всем в пятки ушла, поднял он невольно голову, осмотрелся, видит в комнате темно, ни зги не видать, а учитель где-то из темноты учеников кличет, выходит из себя.

Погодя немного, откликнулся издалека какой-то ученик, прибежал с коптящим светильником руке. Озарилась комната тусклым светом, и видят они такую картину: фонарь лежит опрокинутый, циновки все маслом залиты, а по полу сова кружится, одним крылом судорожно бьет. Иосихидэ из-за стола привстал, лицо растерянное, бурчит себе под нос что-то невнятное. Да и как не растеряться! Что, ведь, оказалось: вокруг совы черная змея обвилась, обхватила ее за шею, одно крыло опутала крепко. Это ученик, должно быть, когда забился в угол, опрокинул горшок, стоявший там, и выпустил змею, а сова нацелилась было ее схватить да промахнулась, вот и пошла кутерьма. Переглянулись между собой ученики, смотрят, как ошалелые, на эту картину диковинную. Потом молча отвесили поклон, и давай Бог ноги. Что сталось потом со змеею и совой, того никто не знает.

Было немало и других подобных же историй. Только забыл я вам сказать, что приказали князь Иосихидэ написать ширму «Событие в аду» еще в начале осени, а Иосихидэ до самого конца зимы держал учеников в таком страхе своими выходками дикими.

В конце же зимы стало с ним твориться что-то совсем неладное: еще мрачнее стал он и в словах заметно раздражительнее, – должно быть, не выходила у него картина так, как хотелось ему, – застряла работа и ни с места: эскиз сделан на восемь десятых, а больше ничего. И до того уже дело стало доходить, что, того и гляди, возьмет да замажет все прежде нарисованное. И никто понять не может, что за притча с ним творится, что мешает ему писать ширму? Узнавать-то впрочем и не пытались после описанных историй закаялись ученики даже близко походить к учителю, чувствовали себя с ним так, как будто в одной клетке с тигром каким сидят или с волком.

12

За это время не случилось ничего особенного, о чем стоило бы вам рассказывать. Упомяну только, что стал отчего-то упрямец старый слезлив до странности и частенько, говорят, поплакивал в одиночку. Как-то вышел один ученик во двор по своему делу и видит: стоит учитель на веранде, словно в воду опущенный, на небо смотрит, а в воздухе уже весною пахло, – и глаза у него полны слез. Увидел это ученик, неловко ему стало, повернул, не говоря ни слова, вспять и поспешил убраться потихоньку. Подумайте: такой, казалось бы, гордец, – когда писал картину «Хождение души по пяти кругам жизни и смерти», так даже перед телом мертвым, что валялось у дороги, не попятился, до конца выдержал, зарисовал его, а тут, извольте видеть, нюни распустил, как малое дитя, а все из-за того, что картина не идет, как следует.

Писал Иосихидэ таким манером свою ширму, писал – и до того дошел в своем увлечении, что стал совсем ровно помешанный. А тем временем с его дочуркой тоже что-то неладное творилось: какой-то скучной она сделалась, сам я стал частенько примечать у ней слезы на глазах. А надобно сказать вам, что и прежде она была лицом печальная, бледненькая и кротости необычайной, а тут еще больше загрустила: ресницы отяжелели, глаза пообвело. Сперва слухи всякие ходили: кто говорит, что по отцу, мол, девочка изводится, кто – от любви, дескать, страдает, а потом заговорили вдруг, что все это пустое, что на самом деле это князь ее неволят покориться их желанию. И вдруг слухи как-то смолкли, никто о девочке