Лемурия - Карл Ганс Штробль
– Это смерть, – хрипел он. – Он убьет меня прямо на сцене.
– Глупости! Соберись с духом – скоро уже конец.
– Да, конец… потому что это смерть. Он схватил меня и еще раз выпустил из своих рук. Разве ты не видел, как его другое лицо выступило наружу? А когда он меня стиснул, я заметил… заметил… что он не дышит. Он не дышит, понимаешь ли ты?..
– Тебе надо будет после спектакля отправиться прямиком в постель. У тебя лихорадка. Чрезмерное потрясение… Воспоминание слишком ярко…
– Оно опять ожило; оно погубит меня. Этот Лаэрт будет моим убийцей. Я не выйду больше…
Директор и режиссер принялись уговаривать трагика; наконец им удалось сломить его сопротивление, и они выгнали Гамлета на сцену.
– Герр Принц! – раздался голос распорядителя.
– Сейчас! – Он схватил друга за плечи и пригнул к себе его голову. – Я должен тебе сказать, прежде чем уйти. Пусть хоть кто-нибудь узнает. Слушай! Все вышло не случайно тогда. Это был злой умысел… то убийство. Лаэрт был убит; я его умертвил!
– Герр Принц!
– Иду, иду!
И Гамлет вышел к Горацио в турнирный зал.
Лаэрт стоял поблизости, где-то между кулис, ожидая своей реплики. Его не видели, однако все знали, что он тут и ничто не помешает ему выступить на сцену. Позади Ришля парочка пожарных толковала вполголоса:
– Ишь ты, как славно играет сегодня Гамлет!..
– Да уж, играет… точно не на жизнь, а на смерть!
Вдруг Лаэрт очутился между действующими лицами, ведущими сцену. Ришль видел, как они обратились к нему, привлекаемые и в то же время отторгаемые, и как все невольно старались собраться вокруг Гамлета – будто у противоположного полюса. Строй драмы так явно колебался – подобно башне под напором бури, неспособной повалить здание, но все еще достаточно сильной, чтобы сотрясти его до основания. Лаэрт стоял среди придворных, стройный, гибкий, улыбающийся; и Густаву Ришлю самому стало теперь казаться, будто бы это никакой не Гильдеманн. С многозначительным видом поигрывал он шпагой, заставляя гибкий клинок описывать невероятно причудливые линии, мелькавшие в воздухе, – точно выписывая лезвием каббалистические знаки.
Поединок начался. Клинки нащупали друг друга и скрестились; они шипели, как змеи, встречались в бешеных выпадах и отбоях. Они были проворны и лукавы, осторожны и жестоки – как живые существа, схватившиеся на краю пропасти. Дуэль затянулась далеко за пределы простой игры. Между тем режиссер в отчаянии торопил Фортинбраса, и Ришль с ужасом убедился, что Гамлет принужден серьезно защищаться; Лаэрт осыпает его градом чересчур ожесточенных ударов… Вокруг этого их поединка наклюнулись, можно сказать, «группы болельщиков», следивших за схваткой с гримасами непритворного страха, и даже инертные массы статистов оживились.
Тут Ришль и увидел, как Лаэрт двойным ударом поразил в грудь Гамлета и с улыбкой, не торопясь, вытащил клинок.
Гамлет рухнул… вскочил… схватился за шею – и упал навзничь. Он потянулся своей судорожно скрюченной рукой к платью королевы… и с хрипением откатился в сторону.
– Занавес, занавес! – возопил режиссер, и тут же театральный врач, едва не опрокинув Ришля, кинулся к раненому.
Пока режиссер перед занавесом распинался среди растревоженного ропота публики о «маленькой неприятной случайности» и просил зрителей спокойно разойтись из театра, доктор осматривал тело жертвы.
Гамлет был мертв. И абсолютно холоден.
– Лаэрт, Лаэрт… где он? – вопил директор, и полицейский комиссар тут же бросился на поиски. Но Лаэрт будто сквозь землю провалился.
Телеграфный служитель протиснулся сквозь кружок стенавших женщин и лишенных дара речи мужчин с посланием для директора. Поезд, на котором Гильдеманн рассчитывал прибыть к вечернему представлению, угодил в аварию из-за лопнувшего рельса. Дирекцию театра просили принять во внимание сей форс-мажор как уважительную причину неявки видного актера.
Богомильский камень
Когда наступил вечер, я покинул пределы Билека и направился в сторону Вардара. В другой части Македонии так называется река, здесь же это гора, покрытая остатками древних построек. Одному богу известно, кто и когда заложил первый камень, но спустя какое-то время там обитали сербы, а затем – турки. Наконец, австрийские жандармы стояли там на страже границ, защищая их от Черногории. Но прошло еще какое-то время, и каменные стены были разрушены. Теперь только вражеские отряды иногда ночевали там и выглядывали сверху на дорогу, ведущую от Кобиля-Глава в Билек.
Весь склон горы был усеян бесчисленными дуплами, служившими могилами ушедшему поколению. Над ними возвышались могильные камни. Когда-то здесь была великая Богомильская империя, и, возможно, где-то поблизости располагался один из их городов. Но теперь от него не осталось ничего, кроме обломка башни на вершине Вардара и этого плотного строя могил, города мертвых на склоне горы. Все остальные сооружения были разбиты либо кровопролитными войнами, либо безжалостным молотом времени. Я думаю, что сама местность была такой пустынной и неплодоносной из-за камней, забивших землю.
Я свернул с дороги на узкую тропинку, ведущую в каменный лабиринт. Мне не пришлось долго искать могилы – я очутился в самом центре некрополя. Я вспомнил, что кладбища христиан, евреев и турецких подданных подчинялись какому-то порядку, тогда как последние
