Спустя девяносто лет - Милован Глишич

И наш приятный капитан завёл долгую беседу со своим верным Джукой. Они разрабатывали масштабные планы; все возможности и средства были обдуманы; рассчитывался капитал; строились дома, короче говоря, началось с малого, с сахарной головы, лежавшей у Джуки в сумке, и развилось до самых широких пределов. Так за разговорами они и прибыли в Вучевицу.
Капитан остановился у старосты Степана Стенчича.
Давно не было такой суеты с приездом начальства, как в тот день в Вучевице. Староста Степан, все чиновники из сельской управы и челядь носятся туда-сюда с распоряжениями, чтобы как можно лучше подготовить встречу. Там режут кур, поросят, ягнят; тут готовят гибаницы, уштипцы[51] и цицвару[52]; тут несут каймак[53], сыр и молоко; там выносят лучшую выдержанную ракию препеченицу. Капитан сел в теньке на расстеленные ковры; вокруг него собрались самые уважаемые люди деревни и те, кто постарше, и вот сидят разговаривают.
– Как урожай в этом году? – спрашивает капитан одного из них.
– Да по-всякому, господин капитан! Теперь не то что раньше.
– Не то, да, нет больше такого изобилия. Помню, когда я был практикантом, то на шестьдесят талеров жил лучше, чем теперь, когда я капитан.
– Так и есть, господин капитан, ей-богу! – подтверждают остальные.
– Нынче ни урожая, ничего! И люди не те пошли. Никто не уважает начальство, чиновников, священников, никого… Ни Богу не молятся, ни в церковь не ходят…
– Так и есть, господин капитан, ей-богу, верно! – кричат окружающие.
– Вот раньше, помню… На праздник в церковь приходит куча народу. Помолятся, а потом садятся за стол, зовут и начальство, и все веселятся до ночи.
– Так и есть, господин капитан, ей-богу, верно! – снова гаркают хором вучевчане.
– Я был младшим писарем у покойного капитана Вуле Ивича. Бывало, возвращаемся мы с такого праздника, а двое полицейских несут мешки с подарками. Там носки, полотенца, яблоки, ткани, а бывало, ей-богу, и ковры, и шерсть или ягнёнок… А теперь никто даже не пришлёт ничего. Нет, нет, братцы, ничего не стало; прошли те давние годы изобилия…
– Правда, господин капитан, ей-богу, так и есть! – скажет кто-то из крестьян. – Нынешнее поколение так обнаглело и распустилось – боже сохрани!.. А изобилие, что делать, чудо ещё, что и эти крохи есть.
– Распустились, братец, конечно! – продолжает капитан. – Вот раньше как было: пройдёт начальник, если встретит его на дороге крестьянин, даже если не из этих мест, то шагов за десять остановится и снимет шапку; даже с лошади слезет, чтобы поприветствовать начальство. А нынче нет! Пройдёт мимо тебя, чуть ли плечом не заденет, и даже ухом не ведёт!.. Вызовешь его, братцы, по служебному делу в канцелярию – не приходит; по десять раз посылаешь за ним полицейского, и то еле-еле удаётся дозваться… Вот какие нынче люди пошли! Вот оно нынешнее поколение! И мы ещё на что-то надеемся?! Беда не приходит одна!.. Ведь если завтра отделится, скажем, Босния и Герцеговина, кто будет управлять ими – опять же мы, чиновники и начальство. И как же это, чёрт возьми, управлять, если народ тебя не боится?!. А эти юристы и лицеисты, которые там учатся в Белграде, думают, что у нас тут печёные жаворонки с неба падают. Кричат про «республику», про «коммуну», про «социальную демократию», и я не знаю, про что ещё. И не понимают, бедняги, что тогда с нами будет! А вот приедут немцы или англичане, соберут нас всех и отправят на галеры… Они хотят республику, коммуну?! Ремня им надо – ремня!
И вот, пока готовилось угощение, наш приятный капитан вдосталь наговорился в таком вот примерно духе. Он наставил скромных жителей Вучевицы уважать начальство, слушать его и помогать во всей работе. Потом предостерёг их от «республиканцев» и вообще подстрекателей, беспокойных и подозрительных людей, и сказал, что если они такого встретят, то должны немедленно доложить начальству, а оно уж разберётся. В общем, очень много дал наставлений. А так и следовало! Ведь он впервые приехал в Вучевицу с тех пор, как его назначили главой уезда. Он часто бывал в разных деревнях, но Вучевицу как-то всегда пропускал, не было случая заехать.
Потом начался настоящий пир. Ели и пили почти до сумерек. Вино в Вучевице хорошее, так что капитан немного подвыпил и уж теперь развязал мешок с неиссякаемым запасом официальных речей; мешок, откуда можно почерпнуть всевозможные поучения обо всех отраслях крестьянской жизни… Много говорили и разных здравиц.
Пришло время возвращаться. Капитан намекнул на это старосте, однако продолжил мозолить глаза присутствующим и подмигнул своему верному Джуке. Джука очень хорошо понял это подмигивание начальника. Делая вид, что просто гуляет, он отошёл немного в сторону и завернул за ваят. За ним последовали два чиновника из местной управы.
– Ты, Джука, ей-богу, совсем ничего не ел, – начал один из них.
– Я, честное слово, так наелся… Спасибо вам за такой приём! Вы прямо не ударили в грязь лицом! – принялся Джука хвалить их и похлопал обоих по плечу.
– Мы только не знаем, как капитан. Ему всё понравилось? – спросил другой.
– А как же! – продолжал хвалить Джука. – Ей-ей, ни одного капитана ни в одном уезде так не встречали, как вот вы сегодня. Я по разговору вижу, какой он весёлый и добродушный. Никогда его не видел таким весёлым!.. В других деревнях, бывает, рассердят его, он обозлится и весь день потом мрачный ходит. А нынче, видите, какой разговорчивый, улыбается. Он же сейчас в первый раз у вас? Не приезжал раньше, да? – спросил Джука, ища подходящий случай осуществить свой план.
– Не приезжал, это первый раз. Другие чаще приезжали, – ответил один.
– Хорошо бы, – говорит другой, – если бы мы ему барашка с собой приготовили, а? Что скажешь, Джука?
– Даже не думайте! – прищурился Джука сердито. – Не-не-не! Не вздумайте! Сразу весь настрой ему испортите.
– Да мы только хотели, – начал один из них, – чтобы ему не с пустыми руками уезжать…
– А вы понимаете, – зашептал полицейский доверительно, – что это как-то похоже на взятку?.. Вы, может, об этом даже не подумали, но всё-таки похоже. И самое главное – вы же знаете, что капитан и слышать не хочет о взятках?.. Ничто его так не злит, как если ему поднесут что-то, что можно счесть взяткой. Он, поверьте,