Золото в лазури - Жерар Борегар

– Это ваше настоящее имя? – язвительно спросил следователь. – Слушайте, вы, сухопутный адмирал! Перестаньте играть в прятки! Вы попались, и вы не выкрутитесь! Пока я не записал ваших показаний. Пока вы – мистер Икс. Но если потом я уличу вас в том, что вы мне, судебному следователю, назвали ложное имя, это вам будет стоить дополнительных полутора лет тюрьмы!

Арестованный побледнел, потом заколебался, потом, стиснув зубы, ответил:

– Джон Молльвей. Родителей не помню. Где родился – не знаю.

– Ваша профессия?

– Занимаюсь разными делами!

– То есть? Очищаете карманы и чемоданы простаков?

– Каждый крутится как может, господин следователь! У меня хорошо получается очищать чужие карманы, у вас – быть судьей.

– Ладно! Значит, вы признаетесь, что вы – профессиональный вор?

– Что вы? – с деланым негодованием отозвался арестант. – Я просто применяю к делу таланты, данные мне Богом! Пишите, что я деловой человек и занимаюсь спекуляциями. Ну, и еще запишите, что я имею склонность к биржевым аферам…

– Не болтайте попусту! – оборвал его следователь. – Признаетесь ли вы в кражах вещей и денег у мисс Бетти Скотт и у мистера Кэница?

– Дурак я, что ли, чтобы признаться? – нагло засмеялся вор. – Может быть, они сами друг друга обокрали, а на меня сваливают!

– Молчите, вы, негодяй! – прикрикнул на него следователь, багровея. – Если бы не мистер Кэниц, я бы с вами сейчас не любезничал!

– Интересно, и при чем же тут мистер Кэниц? – проговорил он, скаля зубы.

– Мистер Кэниц хочет предложить вам десять тысяч долларов за брамапутру, которую вы украли у Альбранди!

– Вот уж никак не ожидал, чтобы вы, мистер Кэниц, пошли на такое дело! – отозвался хладнокровно вор.

– То есть?! – возмущенно воскликнул Кэниц.

– Как не стыдно объегоривать честных людей – отвечал вор. – Вы этому неаполитанскому индюку сто, либо полтораста тысяч франков готовы были за вашу брамапутру заплатить, а бедному человеку – десять тысяч долларов… Где ваша совесть? Кровь бросилась в лицо Кэницу. Но он сдержался и ответил, оставаясь хладнокровным:

– Альбранди был законным обладателем марки, а вы украли ее! И, кроме того, я уже заплатил Альбранди за эту марку! Берите десять тысяч и отдайте марку!

– Нет ее у меня! – угрюмо ответил мошенник.

– Скажите, где ее можно найти!

– А я почем знаю?

– Врете – знаете! Вы припрятали ее!

– Ну, и припрятал! Ищите! Найдете, так ваше счастье!

– Найду! – самоуверенно ответил Кэниц. – Потрачу, если понадобится полмиллиона, миллион, но найду! И вы тогда получите шиш с маслом! А если скажете, где марка находится, то десять тысяч – ваши!

– He упрямьтесь, Молльвей! – вступился Картер. – В самом деле, ведь ваши деньги все конфискованы! Вам в тюрьме придется туго! А если за вами будет записана сумма, данная мистером Кэницем, то ведь деньги, ой-ой, как смогут пригодиться! Наконец, отсидите вы положенный срок, выйдете из тюрьмы, эти деньги могут оказаться вашим спасением.

Вор долго колебался, потом угрюмо ответил:

– Ничего из этого, боюсь, не выйдет! Я ведь не мог держать марку при себе!

– Кому вы ее передали?

– Одному… компаньону!

– Такому же деловому человеку, как и вы?

Вор кивнул утвердительно головой.

– Ну, так дайте нам его адрес! – продолжал следователь.

– Как бы не так! – злобно засмеялся вор. – Еще чего захотели? По-нашему это называется фискалить, выдавать подельников!

– Слушайте, Молльвей! – набросился на него Картер. – Вы с этим не шутите! Я вижу, что вы новичок в вашем деле, и с законом вам еще не приходилось сталкиваться как следует! У меня имеются все данные о том, что вы являлись членом шайки, специально организованной для совершения различных преступлений. Ваше молчание вам обойдется очень дорого! Лет пять, шесть сверх обычного срока.

Вор побледнел и тоскливо оглянулся вокруг.

– Вы правду говорите? – обратился он минуту спустя к следователю. – Не морочите мне голову?

Подумав еще немного, вор сказал:

– Ну, пусть будет по-вашему! Я из Неаполя отправил брамапутру, заказным письмом сюда, в Нью-Йорк, на имя мистера Арнольда Арнольдсона, ювелира, живущего на Нокс-Стрит 145. Только вряд ли он станет дожидаться вашего визита, господа!

– Посмотрим! – ответил Картер. – На сегодня достаточно. Уведите заключенного.

– До свиданья, господин следователь! – ответил мошенник, выходя из камеры вслед за двумя сопровождавшими его тюремными сторожами.

Час спустя полицейские агенты нагрянули в жилище компаньона Джона Молльвея, мнимого ювелира, а на самом деле скупщика краденого, тоже, конечно, жившего под чужим именем.

Но полиция опоздала. Птичка уже улетела, ее гнездо было пустым.

Квартирная хозяйка мнимого Арнольда Арнольдсона сообщила следующее:

– Арнольд ожидал приезда какого-то друга из Парижа. Сегодня утром прибежал мальчуган, который раньше у Арнольда никогда не показывался, и заявил: Джонни Молльвей, бедняга, по приезде в Нью-Йорк заболел. Болезнь очень заразная. Уход за ним отличный, но увидится с ним пока нельзя.

После этого Арнольд торопливо собрал все свои вещи и улетучился.

Полиция осмотрела комнату, которую занимал сбежавший сообщник Джона Молльвея, но там, кроме мусора да пары открытых писем с видами Неаполя и Гавра, по-видимому, присланных странствовавшим Джоном Молльвеем, ничего не было. Пресловутая голубая с золотом марка раджи брамапутрского снова исчезла! Вильям Кэниц поторопился сообщить это печальное известие Бетти.

Но девушка приняла сообщение очень равнодушно.

– Что с вами, Бетти? – спросил ее Кэниц.

– Ничего! Почему вы меня об этом спрашиваете? – удивилась девушка.

– У меня сложилось впечатление, как будто бы, брамапутра, за которой мы столько гонялись, перестала интересовать вас.

Бетти немного смутилась, а потом, оправившись, ответила вопросом на вопрос:

– А вас, Вилли? Неужели все это интересует точно так же как раньше? Ну, тогда, когда между нами только началось соперничество из-за первенства в мире филателистов? Кэниц хотел было ответить, что он по-прежнему увлечен филателизмом, как главным делом своей жизни.

Но на первых же словах споткнулся, покраснел, а потом довольно бессвязно пробормотал, что собственно, просто не хочет показаться смешным в глазах остальных членов клуба филателистов, а так, если сказать по совести, охотно уступил бы пальму первенства…

– Кому угодно? – лукаво улыбаясь, сказала Бетти.

Только вам, Бетти! – со странным для него самого пылом ответил, Кэниц. – Если бы вы стали королевой филателистов, я был бы только рад!

Кэниц еще больше покраснел. Ему хотелось сказать Бетти, что-то важное, от чего зависела вся его дальнейшая жизнь. Но он не решался.

Бетти заметила и его волнение, и его колебания, и ей самой стало как-то неловко. Быть может, в первый раз в жизни она стояла лицом к лицу с чем-то, что должно было перевернуть ее жизнь, направить ее совсем по другому руслу…

И Бетти, испугавшись, поторопилась перевести разговор на другую тему: