Воспоминания о будущем - Элена Гарро
– А что с ним случилось? – испуганно спросили дети.
– Себастьян работал у Монтуфаров. Все было хорошо, пока однажды он не украл у них деньги. Дон Хустино вызвал его к себе: «Себастьян, верни мои деньги», – сказал он. «Я ничего у вас не брал, сеньор». Себастьян, как и все индейцы, был упрямым и лживым. Дон Хустино, человек прямой и неумолимый, разозлился.
«Послушай, Себастьян, ты работаешь на меня уже много лет, и я всегда тебе доверял. Скажи, куда ты спрятал деньги». «Я ничего не брал, сеньор», – вновь ответил индеец. «Даю тебе пять минут на признание. Разве ты не знаешь, что ложь – еще больший грех, чем воровство?» – «Но я ничего не брал, сеньор».
И дон Хустино, устав от упрямства Себастьяна, приказал его выпороть, пока тот не признается. На следующий день были именины Эльвиры, и мы пришли ее поздравить. И что же мы увидели, когда подошли к ее дому? Эльвира не знала, что делать, потому что слуги сбежали из-за смерти Себастьяна. «Посмотрите на этого упрямого индейца, что с ним стало!» И она отвела нас во двор, чтобы мы увидели тело Себастьяна. Оно лежало среди камней, пока его родственники не пришли, чтобы забрать его и похоронить.
«Бедный Себастьян!» – вскрикнули дети, испуганные рассказом Доротеи.
«Видите, к чему приводит ложь? Она доводит праведных до предела терпения».
Сейчас же донья Эльвира забыла о Себастьяне и жалела бедных индейцев, повешенных Франсиско Росасом.
– Естественно, что они вешают их сейчас, раз вы сами вешали их раньше, – заявил Николас.
– Ради бога, Нико, не начинай! – воскликнул доктор с раздражением.
И примирительно добавил:
– Наша нация еще молодая, она кипит, это временно… Жара будоражит души. Так всегда происходит в это время года. Солнце сводит нас с ума…
Гости обмахивались веерами: слова доктора будто усилили зной, застоявшийся в саду. В тишине они вдыхали тяжелые ароматы ночи и, неподвижно сидя на венских стульях, задумчиво смотрели на свои яркие, прохладные напитки.
– А где Уртадо? – спросила Изабель, прерывая молчание.
Вопрос, который задала Изабель, вертелся у всех на языке, просто никто не осмелился его задать.
– Где Уртадо? – снова спросила девушка.
Вдруг молния пронзила небо, будто слова Изабель разбудили таинственную силу. Первая гроза в этом году заставила встрепенуться весь город. Гости встали, вглядываясь в темное небо, и его осветила новая молния.
– Скоро пойдет дождь!
Все радостно воскликнули. За второй молнией последовали еще две. Упали первые капли дождя, крупные и тяжелые. Изабель вытянула руку, ловя их.
– Пошел! – радостно воскликнула она и принялась жадно всматриваться в сад, раздираемый внезапным ветром.
Миг – и началась буря! Вихри осыпали лепестки с жакаранд и акаций и гнули папайи. Птичьи гнезда, устроенные высоко на пальмах, падали на землю. Ветер свистел над крышами, прокладывая путь сквозь ливень, унося с собой зеленые ветви и обезумевших птиц.
Гости доньи Матильды молчали. Они смотрели в небо над садом, на церковный шпиль, который гасил одну молнию за другой.
– Кто придумал громоотвод? – проговорила Изабель, охваченная страхом.
В детстве она часто задавала этот вопрос взрослым, когда шел дождь, но ответ забывала. И вот опять, напуганная грозой, спрашивала себя об этом, зачарованная первобытной стихией. Девушка обернулась. Ветер бросил прядь ее черных волос на лицо. Смеясь, она поправила волосы.
– Сегодня ночью мы будем спать под одеялом! – закричала Изабель так, чтобы все ее услышали. – Холодно!
Внезапная гроза заставила ее совершенно забыть об Уртадо.
– Бедняжка, вот он идет! – сказала донья Матильда, указывая на сад.
Уртадо медленно, с усилием двигался по каменистой дорожке к дому. Все с любопытством наблюдали за тем, как он продирался сквозь ветер. Уртадо весь согнулся, чтобы избежать хлеставших его ветвей. Его волосы и костюм развевались на ветру. В вытянутой руке он держал зажженный фонарь. Гости доньи Матильды завороженно наблюдали, как Уртадо приближается, прокладывая себе путь сквозь дождь и ветер.
– Бедный, худо ему, – проговорила донья Матильда с нежностью.
Приезжий наконец добрался до дома. Он был в хорошем настроении, улыбался. Задул фонарь и поставил его на стол.
– Ну и ветрище! Думал, меня поднимет в воздух и унесет куда-нибудь в дальние страны!
Много времени спустя, когда Уртадо уже не было среди нас, гости доньи Матильды спрашивали себя, как он сумел пройти через ту бурю с зажженным фонарем, при этом остаться сухим и даже не растрепаться. Однако той ночью все это казалось совершенно нормальным.
Изабель радостно встретила Фелипе и захлопала в ладоши. Хуан и Николас хохотали и топали ногами. Уртадо, сам не зная почему, тоже начал громко смеяться.
– Надо что-то устроить! Удача на нашей стороне! – закричала Изабель.
– Да! Надо что-то устроить! – подхватили ее братья.
Николас достал из кармана брюк губную гармонику и заиграл веселую мелодию, кружась на одном месте и пританцовывая. Изабель кинулась к Хуану, приглашая его присоединиться, и все трое заплясали в ритме музыки и дождя.
Вдруг Изабель остановилась.
– А давайте устроим спектакль! – предложила она, вспомнив, как Уртадо однажды заговорил о театре.
Фелипе принял ее слова с энтузиазмом:
– Да, давайте устроим спектакль!
Не обращая внимания на возражения старших, приезжий ринулся в сад, за ним последовал Николас. Оба вернулись с мокрыми волосами и лицами. Уртадо держал под мышкой обернутую в ткань книгу. Он открыл ее и медленно пролистал. Остальные с любопытством наблюдали. Изабель, глядя в книгу через плечо Фелипе, сказала:
– Это пьеса.
– Читай вслух! – попросил Николас.
– Да! Да! – подхватили остальные.
С крыш лились потоки воды, вторя голосу Фелипе Уртадо. Его слова текли волшебным дождем. Братья и сестра слушали приезжего, полностью погрузившись в действо, которое разворачивалось в их воображении. Уже совсем поздно, когда ливень все еще буйствовал, гости с неохотой разошлись по домам. Уртадо их проводил. В ту ночь разговоров у них было много, и впервые они рассуждали о поэзии.
Однако не у всех в городе дождь вызвал такой восторг. В кантине Пандо он застал завсегдатаев врасплох, вынудив сидеть и ждать в четырех стенах. У Пандо обычно собирались военные, для которых дождь не значил ничего особенного: ни урожая, ни удачи. Ту радость, что переполняла нас, никто из них не ощущал.
Росас сидел на привычном месте, в окружении помощников. Глаза генерала были печальны, и время от времени он рассеянно смотрел в сторону улицы, склонив голову, чтобы через открытую дверь увидеть черное небо, разрезаемое
