Событие в аду - Рюноскэ Акутагава
«…го июля. Проклятый китаёза! Что за ноги он мне приделал! Они превратились в какой-то блошиный рассадник. Сидя в конторе за работой, я сегодня чуть с ума на сошел, – так они чесались. Надо предпринять что-то радикальное, чтобы скорее избавиться от блох»…
«…го августа. Сегодня был у управляющего, имел с ним деловую беседу. Во время разговора управляющий то и дело дергал носом. Кажется, запах от моих ног начинает просачиваться сквозь сапоги наружу…»
«…го сентября. Управлять лошадиными ногами, оказывается, дело не менее трудное, чем умение ездить верхом. Сегодня перед обеденным перерывом, я был послан с экстренным поручением и бегом спустился по лестнице. Всякому свойственно думать в таких случаях только о порученном деле. Так было и со мной: я совсем забыл про лошадиные ноги. В результате вышиб ногой седьмую ступеньку».
«…го октября. Я начинаю свободнее управлять лошадиными ногами. Все дело в умении держать поясницу. Сегодня, впрочем, меня постигла неудача. Правда, виноват в ней не я один. Дело было так. Около девяти утра я отправился на службу, наняв рикшу. За доставку к конторе рикша запросил с меня двадцать сен вместо двенадцати. Мало того, он еще схватил меня за грудь и не пускал в ворота. Я вышел из себя и лягнул его ногой. Рикша взлетел на воздух, как футбольный мяч. Я, конечно, тотчас же раскаялся в своей горячности. Вместе с тем я не мог удержаться от смеха. Все-таки надо быть осторожнее, когда двигаешь ногами»…
Отвести глаза приятелям было, однако, делом сравнительно легким. Гораздо труднее было усыпить подозрения Цунэко. В своем дневнике Ханзабуроо постоянно жалуется на трудность этого:
«…го июля. Мой главный враг – Цунэко, Единственную японскую комнату в квартире я заставил переделать на европейскую, заявив, что нам необходимо вести культурный образ жизни. Это дало мне повод не снимать сапог в присутствии Цунэко. Она, по-видимому, страшно недовольна, что пришлось расстаться с японскими циновками. Что же делать? – не могу же я ходить в японской комнате с такими ногами, пусть на них даже надеты японские носки без пальца [Японцы, носящие деревянную обувь „гета“, надевают носки с одним пальцем – „таби“]»…
«…го сентября. Сегодня я продал старьевщику двуспальную кровать. Я купил ее с аукциона у одного американца. Возвращаясь домой через концессию, я шел тогда по аллее. Акации были в полном цвету, в воде канала отражалось голубое небо, все было так красиво… Теперь мне совсем не до того. Сегодня ночью я едва сдержался, чтобы не лягнуть Цунэко в бок»…
«…го ноября. Сегодня сам отнес свое белье в прачечную. Только не в ту, куда мы сдаем обыкновение, – нашел новую на базаре Дун-ань-шичан. Надо будет делать так и дальше: все принадлежности моего туалета постоянно облеплены лошадиной шерстью… „…го декабря. Ужас как рвутся носки. Все труднее становится скрывать эту статью расхода от Цунэко“».
«…го февраля. Я не снимаю носков, даже ложась спать. Чтобы Цунэко не заметила моих ног, я обертываю их кроме того одеялом, каждый раз подвергаясь большому риску. Вчера вечером перед сном Цунэко сказала: „Каким мерзляком ты стал: завертываешься в одеяло по пояс, что это такое?“ Ох, близок, кажется день, когда ноги мои будут, наконец, обнаружены»…
Ханзабуроо подвергался и другим опасностям, перечислить которые сейчас нет никакой возможности. Меня поразило особенно следующее происшествие, записанное в дневнике Ханзабуроо:
«…го февраля. Сегодня в обеденный перерыв ходил к букинисту возле храма Лун-фу-сы. На освещенной солнцем площади перед лавкой букиниста стояла запряженная повозка, – не европейская, а китайская, с синим верхом. В ней сидел, должно быть, возница. Не обращая особенного внимания на повозку, я хотел уже пройти в лавку, как вдруг услышал щелканье бича и окрик возницы: цуо! цуо! Так кричат китайцы, когда хотят осадить лошадь. Вслед за тем послышался стук колес осаживающей повозки. Но тут случилось нечто такое, чего я никак не ожидал. Перед самым входом в лавку букиниста, я вдруг почувствовал, как мои ноги тоже начинают, пятиться. Я не могу выразить словами чувство, которое меня тогда охватило: это было что-то похожее на ужас, смешанный с изумлением. Я сделал усилие, пытаясь шагнуть вперед, но напрасно: какая-то страшная неодолимая сила тянула меня назад. К счастью в это время послышался окрик возницы: цуо-о-о! Повозка остановилась. В тот же миг перестал пятиться и я. Но это еще не все: чудеса продолжались. Только что успел я с облегчением вздохнуть и перевести взор на повозку, как раздалось странное, непередаваемое по своему выражению, ржание лошади, – чалой лошади, запряженной в повозку. Впрочем, нельзя сказать, что выражение было непередаваемо: в звонком лошадином ржании я ясно различил ноты смеха. Я почувствовал, как к моему горлу подкатывает какой-то звучащий ком, который вот-вот разрешится ржанием. Я сделал над собой нечеловеческое усилие, чтобы не дать прорваться голосу наружу. Я зажал себе уши и в смятении бросился бежать прочь от этого места»…
Но судьба уже готовила Ханзабуроо последний удар. В один из последних мартовских дней около полудня Ханзабуроо вдруг обратил внимание на то, что ноги его проделывают какие то странные прыжки и пируэты. Что случилось? Отчего его ноги пришли в такое беспокойство? Чтобы ответить на этот вопрос, следовало бы обратиться опять к дневнику Ханзабуроо, но, к нашему несчастью, записи в его дневнике прекращаются ровно за день до этого последнего удара. Мы можем сделать лишь кое-какие предположения, исходя из предшествующих и последующих событий. Опираясь на выводы таких трудов по гиппологии и скотоводству, как «Коннозаводство», «Лошадь», «Коровы, лошади и верблюды питомника Гэнкёо», «Настольная книга конского барышника» и др., мы можем утверждать с большей или меньшей достоверностью, что возбужденное состояние его ног было вызвано следующими обстоятельствами.
В тот день была сильная буря. Ветер нес тучи желтой пыли. (Желтой пылью называется мелкий песок, приносимый весенним ветром в Пекин из Монголии). Если верить сообщению «Дзюнтэн Дзихоо», такого обилия пыли, как в тот день, не было более десяти лет. «В пяти шагах нельзя было различить даже ворот Чжен-ян-мынь», – сообщала газета, давая представление о том, что творилось.
Как известно, ноги Ханзабуроо принадлежали лошади, павшей на конской ярмарке за воротами Дэ-шэн-мынь. Лошадь эта, по-видимому, была монгольской породы и попала на ярмарку из Кулуня через Калган и Цзинь-чжоу. Естественно предположить, что лошадиные ноги пришли в
