Дикие питомцы - Медланд Амбер

Ребята, не смешно, кричит Макс, наблюдая за происходящим из гамака.

Ндулу принимается носиться кругами. То исчезает за деревьями, хохоча из темноты, то снова появляется. Все оборачиваются ему вслед.

Группа недавно вернулась с гастролей. Родители Макса куда-то уехали, и сейчас он живет в доме один. Временами все перемещаются внутрь – прихватить еще выпивки, поставить ноутбук Ндулу на рис, взять аварийный генератор. Макс собирает стаканчики в пакет с мусором и снова возвращается к барабанам. Айрис с удивлением наблюдает за тем, как грациозно движутся во время игры его руки, будто палочки – их естественное продолжение. Лукас так и стоит, высматривая Ндулу среди деревьев, когда вдруг слышит звук его гитары и понимает, что все играют без него. Потом они начинают сначала – возятся, отрывисто переговариваются. Все это по большей части эхо других вечеров и других вечеринок.

Нэнси и Айрис сидят в сторонке вместе с девушкой Нэнси Элис. Недавно они танцевали и теперь пытаются отдышаться. Айрис почти никого из собравшихся не узнает. Отчетливо видны лишь те, на кого падает отсвет костра, остальные же кажутся серебристыми силуэтами с лисьими мордочками. Время от времени кто-нибудь, прищурившись, начинает вглядываться в них. Нэнси указывает Элис на висящий у Макса на шее барабан, и та кивает.

Надо же, добавляет Нэнси, был таким хлюпиком, а теперь только погляди.

Элис художница, от нее всегда пахнет скипидаром. Еще у нее белокурые волосы до талии. Она внимательно слушает Нэнси, не обращая внимания ни на разодетых в блестящие одеяния гостей, ни на курсирующие туда-сюда блюдечки с наркотой.

Пойду пожарю маршмеллоу, наконец объявляет она и встает. Пока она идет к костру, Нэнси не сводит с нее глаз. Элис достает из кармана пакет зефирок, и Нэнси хватается за голову.

Я встречаюсь с ней только потому, что у нее классная фигура, говорит она.

В темноту выстреливает сноп розовых искр с металлическим отливом, и все разом охают. Потом принимаются хихикать друг над другом, но тут в небо взмывает вихрь голубых звезд, и раздается дружное «ааах!». Айрис проверяет телефон. Тесс сейчас в Греции с мужчиной по имени Дункан, обсуждать которого она не желает. Он сделал в Вотсапе чат и добавил туда Айрис. Шлет снимки Тесс, позирующей на фоне разнообразных выжженных солнцем стен. А Тесс присылает фото страницы книги Энн Карсон, лежащей на столе среди тарелок с завтраком. Стоя на коленях возле прозрачного моря, я вылеплю себе новое сердце из песка и соли.

Элис возвращается одна и плюхается рядом с Айрис. Пламя начинает лизать ветки серебристой березы. Прибегает Макс с ведром воды, и Элис морщится.

Айрис смеется. Ты даже не представляешь, сколько раз мы тут едва не устраивали пожар.

Эзра весь вечер проторчал у костра, подкидывая в него веточки. А теперь пытается завести разговор с Нэнси, пока та насаживает на палочку маршмеллоу. Он показывает ей что-то в темноте. Нэнси роняет свою зефирину в огонь и громко ругается. А потом принимается яростно распинывать угли. Айрис не понимает, кому адресованы ее проклятия – Эзре, погибшему зефиру или огню, который его украл. Потом она берет тарелку с уцелевшими маршмеллоу и топает к ним. Эзра со смущенным видом плетется за ней, и Нэнси закатывает глаза.

Элис берет зефирку и принимает от Нэнси поцелуй. Эзра осторожно проводит рукой по траве, проверяя, не влажная ли она, а потом усаживается рядом. Слышали, как рвануло?

Наверное, ветки сырые, отзывается Айрис.

Раздается треск, Эзра не сводит глаз с огня, словно, полностью сконцентрировавшись, сможет не обращать внимания на летящий на него дождь из золотых искр. Боже, ненавижу Хэллоуин.

Айрис не оборачивается. Тогда Эзра откашливается и принимается искать что-то в телефоне.

Вообще-то это Дивали, замечает Айрис.

Кто-нибудь будет есть эти чертовы маршмеллоу? – перебивает Нэнси. Или я зря себе брови палила?

Элис сует одну зефирину в рот. Айрис тоже. Нэнси вопросительно смотрит на Эзру, потом вытаскивает сигареты.

Тот, подумав, отвечает – нет, спасибо. Когда мне хочется маршмеллоу, я предпочитаю занюхать дорожку.

Айрис прыскает. Эзра утирает нос тыльной стороной ладони. Айрис подбирает веточку и ломает ее пополам.

Слышали, лейбористы теперь выступают за второй референдум?

Они уже сто лет этим занимаются, отвечает Эзра.

Ну раньше это были отдельные члены партии, а Корбин их унимал, а теперь и высшие чины тоже «за». Он подхватил эту идею только потому, что это шанс избежать «Так Не Пойдет». До голосования он оценивал свой энтузиазм на семь – семь с половиной баллов из десяти. Не сказать, чтобы это было «всеми руками за», верно?

Ну вот и получил, громко заявляет Нэнси. Это влетит ему в копеечку.

Эзра пожимает плечами. А какой смысл оттягивать?

Ты хоть понимаешь, что запас инсулина можно будет сделать только на четырнадцать недель? – спрашивает Айрис. И что твой телефон не будет работать, когда ты уедешь в тур по другим странам.

Да мне это только на пользу пойдет. Эзра откидывается на локти. Народ проголосовал? Проголосовал. А демократия – это мнение большинства.

Айрис выдирает из земли пучок травы. Если бы у нас было больше гражданских жюри, где люди могли бы все обсудить и принять взвешенное решение…

Только представь, как бы ты бесилась, что тебе приходится принимать столько решений, усмехается Эзра.

Айрис холодно смотрит на него. Раньше Эзра никогда не казался ей маленьким. Теперь же все то, что до сих пор в нем постоянно менялось, как-то устаканилось, встало на свои места. Легко представить, каким он будет через пять лет и через десять. Айрис отворачивается.

Нэнси выпрямляется с таким видом, словно ей хочется кого-нибудь убить. Следующего человека, который спросит меня про ирландский «бэк-стоп», найдут мертвым в канаве.

Айрис одними губами произносит: «Да ты это обожаешь». А Нэнси в ответ шипит: «Отвали!» А потом заправляет Элис за ухо прядь волос.

Нэнси говорила, ты сейчас фанатеешь по Стендалю. «О любви?», интересуется Айрис у Элис.

Та довольно улыбается. Он тебе нравится? Я как раз читаю его статью о Расине.

Да я была просто без ума от Стендаля. Помнишь то место, где он пишет, как образ любимого кристаллизуется идеалами, которые мы на него проецируем? Еще приводит в пример соляные шахты под Зальцбургом.

Когда это ты его читала? – вклинивается Эзра.

Когда писала о соли.

Стой, так соляные шахты реально существуют? В физическом смысле?

Элис кивает и принимается искать в телефоне снимки, чтобы показать их Эзре.

Если ты бросишь туда что-нибудь – не важно, что, например веточку – она покроется кристаллами соли. Айрис пытается на пальцах объяснить Эзре процесс. И через несколько месяцев изменится до неузнаваемости. А еще через какое-то время рассыплется в прах.

По-прежнему играет только Макс, выстукивает что-то, создавая фоновый шум. Ндулу делает движение, будто рассчитывает поднять Мексиканскую волну. Лукас топчется в нескольких метрах от костра, прикидывая, сможет ли через него перепрыгнуть.

В огне снова что-то лопается, и Нэнси округляет глаза.

Как шумно в этом лесу, шепчет она.

Элис вздрагивает. А когда заканчивается вечеринка?

Эзра указывает на проступающие на небе розовые полосы, похожие на неотстиравшиеся пятна от вина.

Черт возьми, стонет Нэнси. Мне утром на работу.

Айрис аккуратно выпутывается из сплетения теплых тел. Кожа зудит, словно она вся выпачкалась. От волос пахнет жженой листвой. Только не говорите, сколько времени, просит она. И, опуская глаза на экран телефона, прикрывает часы большим пальцем. «Прилетаем утром. Дункан чем-то отравился. Теперь ведет себя так, будто как минимум выжил в мировой войне. Я посоветовала ему написать арию. Тебя всю ночь не будет?» В вышине верещат, просыпаясь, птицы. Надсадно гудит голова.

Благодарности

Эта книга в неоплатном долгу перед Марком Курлански за его «Всемирную историю соли».