Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

«Здесь нет удобного места... Значит, монеты уже после обыска принесли в дом. Голову дам на отсечение, что золото там».

По пути в милицию Аршо прошел мимо торгсина. Обычно он так не ходил. Почему он на сей раз прошел этой дорогой, он не мог бы объяснить. Продавец поставил у дверей какой-то ящик и, сидя на нем, смотрел на прохожих. Аршо неожиданно для себя самого поздоровался и улыбнулся продавцу. То было удовлетворение от ночной победы, которым он поделился с человеком, имеющим золото. Продавец ответил на приветствие. Он отлично знал значение этих улыбок и уже не сомневался, что Аршо любит золото. Долго смотрел ему вслед, пока тот не завернул за угол здания.

Назлу устала плакать. Вытерла глаза, но сердце продолжало ныть от стыда и горя. Она смотрела на незнакомые горы, поля, дома. Это вытеснило из памяти ее дом. Он остался за горами. Она с любопытством разглядывала шумный Шарур.

У кума Согомона на станции был знакомый. Он поставил фургон к нему во двор, выпряг лошадей и привязал их к толстому колу, расстелил сено, чтобы они спокойно ели и не вздумали вдруг забрести куда-нибудь.

Потом опять запряг лошадей и сказал Назлу:

— Пойдем купим тебе билет на поезд.

Согомон хорошо знал станцию. Взял кувшин и пошел вперед. Назлу шла за ним, держа в руках сверток с сыром и полное ведро яиц.

У-y!.. Пуф-пуф!..

Назлу никогда не видела паровоза и не слышала его свистка. Она пришла в ужас.

— Дядюшка Согомон!..

Согомон остановился:

— Не бойся, Назлу, паровоз не сойдет с рельсов. Ты только будь осторожна, не становись на рельсы, а здесь ходи сколько хочешь, ничего не будет.

Прошел товарный поезд. Назлу удивилась. Позабыла все на свете.

«Значит, вот он какой, поезд». Вспомнила поговорку: Прицепим друг к другу наш дом, ваш дом, теткин дом, дядин дом — и получится поезд».

— Дядюшка Согомон, а говорят, что поезд бывает крытый, а у этого крыши нет.

— И крытые есть, пойдем, увидишь.

Подошли к кассе, поставили вещи на землю. Кум Согомон деловито направился к маленькому окошку в стене.

— Дочка, давай деньги на билет.

Назлу сунула руку в карман — денег не было. Она похолодела. Быстро ощупала грудь. Нет. Опять проверила карман. Пусто. Растерялась. Со слезами в голосе сказала:

— Дядюшка Согомон...

— Ну, давай же деньги.

— Нету... потеряла.

— Тьфу, разиня!.. Где потеряла?

Назлу вспомнила, что она бережно повесила платье у изголовья тахты, однако, когда одевалась, платье почему-то оказалось на подушке.

— Э... да что с тобой?

Кум Согомон подхватил ее под руку.

— Послушай, опомнись, ну, пропали так пропали, невелика беда. Наверное, в фургоне выронила.

— Не знаю.

— Ты постой, а я пойду посмотрю.

Пошел посмотрел, вернулся:

— Нет, в фургоне нету. Что же делать? И у меня нету, а то я бы дал.

Кассир слушал их. Увидел ведро с соломой, сообразил, что там яйца, спросил:

— Куда едете?

— Не я еду, голубчик, кума моя едет. Деньги потеряла.

— Сколько яиц?

— Назлу, он спрашивает, сколько яиц,

— Штук его.

— Продайте мне. Вот и сделаю я вам доброе дело.

— Продадим, Назлу, не возвращаться же с полпути.

Назлу согласилась, тем более что сама не знала, кому везет яйца.

Кум Согомон взял билет. Остальные деньги отдал Назлу:

— На обратный путь хватит.

Подошел поезд. Согомон вместе с ней поднялся в вагон, устроил ее, стал давать наставления:

— К чужим людям в дом не ходи. И в гостиницу не надо. Женщине это неприлично. Масло и сыр оставишь где-нибудь у добрых людей, а сама ночуй в зале на станции. Там много народу. Если встретишь кого-нибудь из наших мест, можете поболтать до рассвета. На четвертый день, считая с сегодняшнего, я приеду сюда за товаром. Буду ждать поезда, так что ты приезжай, я тебя отвезу в деревню.

Согомон вышел. Назлу осталась одна. А когда поезд, подрагивая, тронулся, положила вещи к себе на колени, чтобы не мешать сидящим в купе. Один из пассажиров сказал:

— Сестричка, положи вещи вниз, не украдем.

Назлу нужен был только повод для слез. Все вокруг было чужим, в сердце был страх. Страх женщины, не видевшей мира, страх перед неизвестным. И так страшно, а они издеваются.

— Сестричка, не обижайся, мы пошутили.

Она не ответила.

Поезд бежал, и колеса его в такт повторяли:

«Про-па-ди ты про-па-дом, про-па-ди ты про-па-дом...»

— Это уже Ереван?

— Да нет же, сестричка, когда доедем до Еревана, скажем.

Доехали. Назлу вышла из вагона и, растерянная, стала на платформе. «Куда мне теперь идти?». Ей вдруг захотелось снова сесть на поезд и поехать обратно.

«Кум Согомон, наверное, получил товар и вернулся. Сейчас я уже могла бы быть в ущелье Арпы».

Прохожие толкали ее:

— Посторонись, дай пройти.

«Все эти люди куда-то идут, и я пойду за ними».

Людской поток вынес ее на улицу.

Дзинь!..

«Наверное, это и есть трамвай», — догадалась Назлу.

На остановке собрались люди. Она тоже стала ждать, поставив кувшин со свертком на тротуар. Подошел трамвай, уехал. Она осталась. «Куда идти?»

Какой-то человек лет пятидесяти, в хорошем костюме развернул газету и стал читать. Назлу с интересом посмотрела на его костюм, широкополую шляпу и подумала: «Это умный человек. Он наверняка все знает». Оставила кувшин и сверток, подошла к нему:

— Братец!

Человек перестал читать и спокойно взглянул на нее. Назлу смутилась.

— Вы хотите что-нибудь спросить?

— Я приехала из Кешкенда. Моего мужа ни за что посадили в тюрьму. К кому мне можно обратиться?

— За что же его посадили?

— Говорят, будто он золото нашел и спрятал его.

— А может, действительно нашел?

— Да какое там золото — черные николаевские деньги, да и те украли.

Человек с подозрением посмотрел на Назлу. Подумал: «Темное дело», а вслух сказал:

— Жалуйтесь кому хотите.

— Но кому? Хоть бы кто научил.

— Обратитесь к прокурору.

Подошел трамвай. Человек поспешил к вагону. Назлу решила, что она наконец нашла того, кто может указать ей правильный путь. Повернулась, чтобы взять свои вещи, — узелок был на месте, а кувшин исчез.

— Кто взял мой кувшин?

Посмотрела вокруг — никого. Заголосила:

— Чтоб вы провалились, кто взял мой кувшин?

В то же время она смотрела на