Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров
Кайсар, у которого тогда была под присмотром одна отара, пас овец на плодородном джайляу Салкыншокы. Его беременная жена вот-вот должна была разродиться.
Подошел сентябрь, дети, приезжавшие к родителям на каникулы, уехали на учебу в аул, и в невзрачной походной юрте на просторном джайляу они остались только вдвоем с женой.
В один из дней дома кончился чай, делать нечего, пришлось Иис отправить Кайсара в магазин, что находился внизу, в Шубарагаше.
— Ты же знаешь о моем положении, смотри не загуляй, поскорей назад возвращайся! — предупредила Иис, прекрасно знавшая характер мужа.
— Да ты что говоришь! — обиделся на жену Кайсар. — Два часа туда, два часа обратно, так что часика через четыре я вернусь.
Но слова Кайсекен, естественно, не сдержал и надолго пропал: уехал на четыре часа, а вернулся только спустя четыре дня.
Иис же на следующий день в одиночестве родила, собственноручно перерезала новорожденной пуповину, завернула малышку в пеленки и в поисках помощи отправилась к ближайшему косу*, расположенному на берегу озера.
Когда Кайсекен через четыре дня явился наконец домой, причем в доску пьяный и почти ничего не соображающий, Иис подняла крик и отругала мужа на чем свет стоит.
— Заблудился я! — не моргнув глазом, заявил Кайсекен. — Бог свидетель, Иисжан, заплутал в лесу и спустился к Жуантобе.
Да будь он проклят, врал, конечно! Бедняжка Иис позднее узнала всю правду. Шубарагаш — аул, в котором Кайсар давненько не был, кто-то здесь ему родственник, кто-то друг, вот ее ветреный муж-недотепа и пошел кочевать гостем из дома в дом, чтобы угодить всем сородичам.
Надо сказать, Кайсекен по молодости был вольной птицей, любил погулять, развлечься, тем более, что овцы и так находились больше на попечении Иис. Хотя он не обладал ни мастерством заядлого охотника, ни меткостью мергена**, но занятие это любил, поскольку жил на природе. Навесит на себя важно ружье и бродит по горам, гоняя лягушек да развлекаясь стрельбой по суркам.
Еще большую страсть он питал к натуральному обмену. На этой почве переменял множество коней, на которых сам ездил верхом, кучу ружей и изрядное количество плеток. Одна связанная с этим история произошла, кажется, в конце пятидесятых годов, как раз накануне переезда с весеннего стойбища на джайляу.
Как-то Кайсекен опять обзавелся новеньким ружьем.
— Эй, Каким, я его в скальной расщелине нашел, — сказал он братишке, работавшему его помощником.
Удивленный Каким принялся разглядывать ружье со всех сторон.
— Видать, давным-давно, еще в те времена, когда белые бежали от красных, кто-то из них и припрятал его в расщелине, — предположил Кайсар.
— Ага, да это ружье только в прошлом году на заводе сделали, — вглядевшись в надпись, объявил братишка. — Смотри, здесь так и написано: «1958 год».
— Ну вот, ты мне не веришь... Я же говорю тебе, что нашел его в расщелине.
— В какой еще расщелине?
— Чего в горах полно — скал... Вот в расщелине одной из них я и обнаружил ружье.
— Агатай, ты что-то не договариваешь, я ведь чувствую это.
— Ну и чувствуй себе, а сейчас, когда придем в кос, подтвердишь мои слова как свидетель, если Иис вдруг спросит. Скажешь, что я и вправду нашел ружье в скальной расщелине. Хорошо?
— Ладно, — согласился братишка. — Но мне-то скажи правду, откуда ты его взял?
— Знаешь ведь Кабидоллу, что живет в Жулдузе? Я это ружье выменял у него на овцу, — признался Кайсекен.
Сияя как красноармеец, с гордым видом и новеньким ружьем за плечом, Кайсар к вечеру вместе с Какимом пришел на стоянку.
Перед входом в кос Иис собирала щепу и кипятила самовар. Она действительно первым делом спросила про ружье. Кайсекен, не моргнув глазом, сообщил, что нашел его в скальной расщелине. Однако Иис, знавшая мужа как пять своих пальцев, с сомнением покачала головой. И тогда слова старшего брата засвидетельствовал Каким, которому Иис поверила. На этом история происхождения ружья на какое-то время забылась.
Однажды Иис по одному делу отправилась в дом чабана Жангали. Приехав, сразу заметила в его отаре одну из собственных овец. Иис безошибочно узнала матку, которая ежегодно приносила по двойне.
— Эй, Жаке, так ведь это наша овца, — заявила она.
— С какой это стати ваша?
— Да ты что... думаешь, я из ума выжила, не могу признать собственную овцу?! — рассердилась Иис.
— Эту овцу привел в отару Кабидолла, когда заночевал у нас, — открыл ей правду тихоня Жангали.
— Какой еще Кабидолла?
— Да табунщик из Жулдуза.
— Ну надо же, он ведь, вроде бы, человек застенчивый и скромный, никогда бы не подумала, что окажется вором! — поразилась Иис, а следом, топнув ногой, возмущенно раскричалась: — Я этого так не оставлю! Я привлеку его к ответственности! Я покажу ему, как воровать чужих овец!
Разве тихоня Жангали устоит под натиском обвинений Иис? Он тут же вернул ей овцу, да еще парочку ягнят дал в придачу, лишь бы она успокоилась и не навлекла на них большей беды.
Посреди ночи к Иис во весь опор примчался Кабидолла.
— Эй, Иис, ты что творишь? Это же нечестно! — с ходу раскипятился он.
— Выходит, по-твоему, воровать овец честно? Не быть мне Иис, если я теперь не привлеку тебя к суду! — в тон ему ответила Иис, тоже налегая на крик.
— Это кто это овец ворует?!
— Ты, светик мой! Ты не просто овцу украл, а выбрал лучшую овцематку, которая каждый год котится двойней, ясно тебе?!
— Это нечестно, Иис, нечестно!
— Сам во всем виноват!
— А я говорю, это нечестно, и я не могу с этим мириться, Иис!
— Не можешь, так иди к черту! Понял?
— Все равно я этого так не оставлю... Вы нечестно поступаете!
— Чего ты разорался посреди ночи? Иди вон отсюда! — крикнула разгневанная Иис. — Я завтра с тобой разговаривать буду — в суде, понятно тебе?
— Боже мой, Иис, какой еще суд, какое воровство?! — испуганно завопил Кабидолла. — Мы ведь с Кайсаром по-человечески договорились. Произвели по обоюдному согласию обмен. Так что же вы теперь творите?!
— Какой такой обмен?
