Идущая навстречу свету - Николай Ильинский
— Где? — задал вопрос Александр.
Оксана задумалась, искала в памяти, где назначить место встречи. Но Иерусалим — не Минск и не Москва, Александру город мало знаком, разве что по печати или по фрагментам документальных фильмов либо новостных сюжетов. Наконец Оксана вспомнила о Стене Плача.
— Идет, — согласился Александр, — Стену Плача все в городе знают: не только местные жители, но и паломники…
В тот же день они встретились. Оксана хотела было обнять Александра и, может быть, даже поцеловать, ну, в лоб или щеку, однако он при ее приближении протянул руку. Поздоровались холодно.
— А где же он? — оглянулся вокруг себя Александр.
— Кто — Костя?! — удивилась Оксана.
— Кто же еще, естественно, он… Муж твой!..
— Муж объелся груш! — смущенно улыбнулась Оксана. — Нет его,. Он жив, — поспешила она пояснить. — Жив, но в Иерусалиме его нет, вообще в Израиле…
— Путешествует?…
— В Канаду удрал… Узнал, что скоро в армию призовут, не захотел форму надевать и с первым самолетом в Канаде очутился…
— А я думал, он только Советский Союз, Россию не хочет защищать, — сказал Александр. — А он, оказывается, вообще…
— Ну, такой уж он есть…
— Хватит о нем, слишком много чести… Что будем смотреть?… Ах, да, мы же у Стены Плача… Пойдем поближе, поревем вместе о нашей неудачной любви…
— Слушай, даже не произноси это слово!.. Любовь здесь не к месту, звучит это слово кощунственно…
— Почему?… У меня оно звучало вполне серьезно…
Оксана тяжело вздохнула.
— Давай на бумажках напишем пожелания и оставим их в расщелинах стены, авось повезет…
— Давай напишем… Но лучше посидим где-нибудь в забегаловке. Или здесь забегаловок нет, одни рестораны?
— Все тут есть.
Они нашли уютный ресторанчик: несколько столов, услужливые официанты, из какого-то угла звучит тихая музыка. В таком заведении приятно посидеть, подумать, поговорить о том, о сем. Официант положил на стол листок с меню. У Александра глаза разбежались: что он там только ни увидел — от борща до какого-то розового напитка.
— Читай, читай, — рассмеялась Оксана, кивнув на листок.
— Написано по-еврейски с переводом на русский?! — удивился Александр.
— Знали, что ты придешь сюда, — снова рассмеялась Оксана.
— Борщ пропустим — знакомая похлебка… А вот… бурекас, фалафель, бабагануш, шакшука, рыба Святого Петра… Ого!.. Израильский салат — значит, джахинум… Ну, и дальше — все не запомнишь… Да, вот еще — черн или хамин…
— Черн для ашкенази, а хамин для сефарда, — заметила Оксана.
— А если я ни то и ни другое?…
— Голодай!..
— Еще знакомое — малаух!.. Блин!.. Вот буду есть борщ и блин, хоть он и малаух… На все ото сколько денег надо?… Кстати, откуда у тебя деньги, где работаешь?…
— Пою… вечерами в ресторанах…
— Знаешь еврейские песни?…
— Почему еврейские?… Украинские!.. Не веришь?… Хорошую песню, а главное — ее исполнение, и здесь любят. — Она вздохнула и негромко запела:
Ой, не світа, місяченьку,
Не світй нікому,
Тількй світи миленькому,
Як іде додому.
Світй йому ранесенько,
Та й розганяй хмари,
А як же він іншу мае,
То зайди за хмари…
Закончив петь, она вытерла ладонью влажные щеки.
— А русские песни поешь?…
— Нет, — покрутила головой Оксана, — здесь певиц из Москвы хватает и без меня.
— Предатели есть у каждого народа, народ предателем не бывает, — сурово ответил Александр.
— Тебе этого не понять, — в том же тоне ответила ему Оксана.
— Да, — кивнул Александр и после паузы с горечью в голосе сказал: — Время уходит, а память остается…
— Память — этого мало, — с грустью в голосе сказала Оксана.
— Какая память! — скорее для себя, чем для Оксаны, негромко сказал Александр и вдруг с улыбкой почти крикнул девушке: — Впрочем, ты ведь в оппозиции!..
— Что?! Не поняла, — округлила Оксана глаза.
— В песенной оппозиции… «Оппозиция» с латинского — «противопоставление»…. Ты в оппозиции к русской песне…
— Какая чепуха!.. Вот Костя… — вдруг вспомнила Оксана. — Костя — оппозиционер!..
— Да, он всегда спорил со мной… Больше о политике!.. По поводу и без… Он из тех, кому любая власть не по душе… Не понимаю я таких оппозиционеров!.. Не нравится что-то — предлагай свое, что, по-твоему, лучше… А не просто — гав, гав!..
— В смысле? — прищурилась Оксана.
Александр задумался, походил по комнате, потер ладонью лоб.
— Представь себе дорогу, — остановился он перед девушкой, — представь… Дорога не совсем ровная — рытвины, ухабы, и по ней мчится автомобиль… Нет-нет, — отмахнулся Александр, — не автомобиль, а тройка… Гоголевская тройка, помнишь?… То есть Россия, извини за пафос…. Летит во всех дух… и колокольчик с бубенцами звенит… От колес тарантаса комья грязи во все стороны… Комья грязи — это и есть, на мой взгляд, оппозиционеры антирусской закваски… Тройка летит вперед, путь нелегкий, трудный, а тут еще умники-разумники, оппозиционеры разных степеней, пытаются сбить ее с пути, помешать ей!.. Но тройку не остановить никакими завываниями!.. Тысячу лет летит!.. И я хочу, чтобы она летела еще не одну, а несколько тысяч лет, ибо я… я русский!.. Извини, я волнуюсь…
— Понимаю, — снисходительно вздохнула и усмехнулась Оксана и вдруг спросила: — Почему так долго не хотел расписываться со мной?
— Собирался, — развел руками Александр — он не ожидал такого вопроса-капкана, заморгал глазами. — Думал, завтра, думал, послезавтра, да так и…
— Да так я и ушла…
— Любила бы — не ушла… Если любовь кончилась, стало быть, она и не начиналась! — горько улыбнулся Александр. — Это еврейская пословица, я ими запасся на всякий случай. — Потом подумал и сказал: — Может, я и ошибаюсь…
Оксана молча встряхнула головой и вдруг запела:
Скажи, нащо тебе я полюбила,
Скажи, нащо я вірила тобі?
Коли б не ти — сумна б я не ходила
I день, і ніч не плакала б в журбі.
Александр молча дослушал песню до конца, глубоко вздохнул, не зная, что сказать, и наконец нашел ответ:
— Костя помешал…
— Не напоминай мне о нем, — хмыкнув, сердито проговорила Оксана. — Долго я в этом Израиле не буду сидеть… — резко сменила она тему.
— Тоже в Канаду махнешь?…
— Зачем?!.. Каждая сосна на своем месте красна — так, кажется, по-русски. … Я украинка, на Украину вернусь.
— Понятно, об атаманах Сагайдачном и Дорошенко запоешь!.. О том, как они вели своих казаков на Москву в помощь полякам, как детей запорожцы отрывали от груди у русских матерей, подбрасывали в воздух и секли саблями, как в православных храмах




