Книжная лавка фонарщика - Софи Остин

— Но все-таки на ступеньку-другую ниже, чем сын дворянина. А мать хочет для тебя именно такого.

— Что ж, — сказала Эвелин, чувствуя, как грудь снова начинает сдавливать вес ожиданий, — вероятно, я похожа на нее гораздо больше, чем она думает. Возможно, мне следует послушать, чего все от меня ждут, и пойти в противоположном направлении.

— К молодому человеку, который не удосужился даже написать письма?

В животе Эвелин что-то еле ощутимо упало.

— Он не оставил сообщения?

Тетушка Клара покачала головой:

— Насколько я поняла, оно было слишком личное.

— Значит, мне нужно к нему, — ответила Эвелин. — Мне необходимо его увидеть.

Тетушка Клара поджала губы, и в ее осанке начала проступать знакомая суровость.

— Твоя мать строго-настрого запретила тебе возвращаться в этот магазин.

— Так же, как ее мать запретила ей выходить замуж за моего отца?

Губы тетушки Клары вытянулись в напряженную линию.

— Этель никогда открыто ей это не запрещала. Но явно давала понять, как к этому относится. К тому же всякий раз, когда твоя мать вознамеривалась нарушить правила, ей хватало приличия выдумать исключительно правдоподобное оправдание.

Эвелин посмотрела на тетушку, на ее глаза цвета бушующего моря, и заметила, как та достает из кармана бумажку.

— Что это?

— Очень срочный список покупок, — ответила тетушка Клара. — Очень срочный. Придется тебе пойти сейчас же, потому что я, как ты знаешь, зверею без своего шерри.

Эвелин не пришлось смотреть на записку, чтобы понять, что это не список покупок. Она только поцеловала тетушку в щеку и со словами «Спасибо вам» снова взяла свою шляпку с вешалки.

Глава 47

В магазин, по столь знакомой дороге, Эвелин почти бежала, чувствуя, что что-то внутри нее изменилось.

Ее охватило тревожное предчувствие, смешанное с предвкушением встречи, звеня в ней, как колокольчик, распространяясь от сердца до кончиков пальцев; и, несмотря на прохладный ветерок, поднявшийся с сумерками, на лбу у нее выступила легкая испарина.

Ей нужно было так многое у Уильяма спросить, так много ему рассказать. Она так и не объяснила ему, что на самом деле произошло в театре, — ведь он, увидев рядом с ней Натаниэля, наверняка почувствовал себя преданным, обманутым, и поэтому отвернулся от нее. Но главное — она собиралась сказать ему, почему ей не хотелось, чтобы он думал, что она теперь с Натаниэлем, и почему это было для нее важно. От этой мысли руки у нее тряслись так сильно, что она сжала кулаки и почти бегом зашагала по серым булыжникам мостовой, петляя между пустыми ящиками и корзинами, которые уже уносили с улицы.

Потому что я люблю тебя.

Потому что я влюблена в тебя.

Потому что…

Приближаясь к мосту, она достала из кармана часы и проверила время. Было без четверти шесть — до закрытия оставалось пятнадцать минут, так что можно было надеяться, что в магазине уже будет тихо и она застанет Уильяма одного. Оказавшись на пороге, она по привычке погладила гаргульям носы, а затем сделала глубокий вдох и положила руку на ручку двери.

И тут она увидела табличку.

Закрыто.

Закрыто? Уже? Она нажала на ручку, но дверь не поддалась. Все шторы были наглухо задернуты, и в окнах она сумела разглядеть только свое отражение.

Нахмурившись, она подошла к газетному киоску на другом конце моста, где стоял тот самый продавец, который несколько месяцев назад с жалостью на нее смотрел.

— Джерри! — окликнула его она. — Вы не видели сегодня мистера Мортона? Кто-нибудь выходил недавно из магазина?

— Они вдвоем ушли, — ответил он, не поворачиваясь и передавая мужчине в канотье треснувшую кружку с чаем. — Где-то около пяти.

— Они не говорили, куда пошли?

Джерри повернулся и удивленно на нее посмотрел.

— Разумеется, не говорили. — Эвелин покачала головой. — В любом случае спасибо.

Она задержалась на мосту еще на мгновение, раздумывая, стоит ли ждать. Небо быстро серело, а с восточной части города надвигались тяжелые дождевые тучи.

— Значит, приду завтра утром, — сказала она скорее себе, чем кому-либо. Бросив напоследок взгляд на знакомую черную дверь и на пару гаргулий, она пошла обратно по улице. Теперь дыхание ее успокоилось, а тревожное чувство так глубоко опустились под кожу, что больше она его не испытывала.

Приближаясь к Портхейвен-Хаусу, она услышала, как кто-то без конца выкрикивает одно и то же слово, которое эхом отдается от кирпичных стен и мячиком прыгает по улице.

Только приблизившись к дому, Эвелин поняла, что голос принадлежал ее матери, а повторяющимся словом было имя ее отца.

— Джон! Джон!

Эвелин побежала. Входная дверь была открыта, а мать стояла на пороге с круглыми от страха глазами и бегающим по улице взглядом.

— Что случилось? В чем дело?

Сесилия посмотрела на Эвелин с пустым выражением.

— Ты была права, — сказала она. — Ты была права. Твой отец, он…

— Он что?

— Он поехал в Лондон. Взял чемодан и поехал в Лондон. И не думаю, что он собирается вернуться.

Эвелин перевела взгляд на тетушку Клару, которая стояла позади матери. На лице ее, обычно суровом, теперь читалась мягкость.

— Но почему? — спросила Эвелин. — Он говорил, что планирует вернуть Риккалл-холл — чтобы мы все вместе снова жили там! Говорил, что над этим он сейчас работает.

— Что ж, он соврал, — ответила тетушка Клара. — А работал он только над тем, чтобы собрать достаточно денег на свои долги.

На лбу Эвелин проступили морщины, мысли вдруг стали столь громкими, что ей было трудно вычленить из их вихря хотя бы одну.

— Где же он нашел деньги на долги?

— Он принимал инвестиции, — ответила мать. — Полагаю, так он с кредиторами и расплатится.

— Но ведь эти инвесторы будут ждать, что деньги вернутся к ним, разве нет? Но если он отдаст эти деньги кредиторам… то как он отплатит инвесторам?

— Найдет новых инвесторов, — сказала тетушка Клара. — И снова запустит этот цикл.

Эвелин покачала головой:

— Но если это правда, значит, он никогда не рассчитается с долгами. Он всегда будет что-то кому-то должен.

— Он не хочет расставаться со своей прежней жизнью, пусть даже больше не может себе ее позволить и пусть даже его жене и дочери придется полагаться на милость той самой семьи, от которой он столько времени прятался.

— Тетушка Клара! — воскликнула Сесилия, всплеснув руками.

— Ну нет, вот этого больше не надо, — отрезала тетушка Клара. — Эвелин пляшет вокруг тебя, потому что боится, что ты снова погрязнешь в своей меланхолии. Но я, как женщина, которая провела в меланхолии