Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров
Первым нарушил воцарившуюся за столом мертвую тишину хозяин дома Мырзахмет.
— Не может быть! — твердо сказал он свойственным только ему разумным и потому убедительным приятным голосом. — Быть такого не может, товарищи!
— Почему это не может? — тут же возразил Канапия. — Мырзеке, на каком основании вы утверждаете, что такого не может быть? Если у вас есть доказательства обратного, тогда, пожалуйста, выкладывайте! А мы вас послушаем.
— Доказательств нет... Просто мне не хочется верить в это.
— Эх, Мырзеке, а кому, думаете, хочется мириться с таким позором? К примеру, вам, Нуреке, хочется во все это верить?
Нургали беззвучно покачал головой, как бы говоря: «Нет, не хочется».
— Ну вот, видите, и Нурекену не хочется верить. Ну а вы, молдеке, — повернулся он к Бектемиру, — верите в это?
— Откуда мне знать... — забормотал Бектемир. — То ли время такое, то ли народ измельчал... К чему они вообще из мухи слона раздувают?..
— Вот, и молдеке сомневается... Только выхода у вас нет, придется со мной согласиться, потому что перед вами неоспоримый факт. Ну а факты отрицать нельзя. Так что, дорогие мои земляки, вы должны признать, что такое постыдное явление, как родовое соперничество, имеет место быть в нашем ауле! Иного пути у вас нет!
Исчерпав слова для сколь-нибудь убедительных доводов, сидящие снова погрузились на некоторое время в тишину. Речи Канапии, похоже, омрачили всем настроение. А поскольку молчание затянулось, эта пасмурная атмосфера только сгущалась.
Среди гостей были представители обоих родов. Нургали — камай, Бектемир с хозяином дома Мырзахметом — каргалдаки, причем все считались уважаемыми в ауле стариками. Только Лексей с Канапией происходили не из местных родов...
Вообще-то, Канапию можно не брать в расчет. Если копнуть поглубже, то он и к казахам имеет весьма сомнительное отношение. Поговаривают, его прадед из калмыков. А то, что мать Канапии была татаркой, хорошо известно всем сидящим.
Ну а что касается бедняги Лексея, он вообще манкурт — даже не знает, в каких краях его корни...
Как бы там ни было, молодежь, написав в газету, совершила необдуманный поступок и что-то действительно напортачила. Из-за этого между сородичами назревает раскол. Что же теперь делать?..
— Не зря говорят, что грязные ноги лишь наследят в доме, а вот поганые рты способны запятнать народ, — нарушила молчание жена Нургали Бибиш, сильно обеспокоенная затеянным Канапией разговором. — Ты, Канапия, не извращай благие намерения Оралбека и Даулетхана, не затевай в народе смуту. Будь осторожен в словах, не мути попусту воду!
Речи Бибиш уязвили Канапию так, словно он на горящий уголек наступил.
— А ты, Бибиш, не упражняйся тут в красноречии, не пытайся меня укусить, — сказал он, сердито сверкнув глазами. — Пусть я стар, но язык и у меня есть... Чего ты мне вообще рот затыкаешь? У меня ведь тоже есть право открыто высказать собственное мнение. В чем моя вина — в том, что соображаю быстрее, чем вы, и раньше вас уяснил истинный смысл происшедшего?
Бибиш промолчала. Отвернулась, как бы выразив презрение к Канапие.
— При чем тут камаи, при чем тут каргалдаки? Ты, Канапия, не наводи тень на плетень! — вступился за супругу Нургали. — Разве мы не перемешались все давно, не стали родней да сватами?
— Ай, Нуреке, ну что за детский лепет... — скривился Канапия, будто досадуя на непонятливость сверстника. — Кто родня-то, кто сваты? Когда конкретного дела касается, все встают на сторону своих родичей... Вот, например, ты, Нуреке, небось у тебя сейчас все нутро кипит за камаев? Ты ведь за Ералы Сагынаева болеешь? Ну, признайся честно, разве это не так?
— Прекрати, не неси чушь!
— А ты не обижайся, Нуреке, я ведь это так, для примера сказал. А вот Мырзекен с молдекеном наверняка про себя поддерживают своего каргалдака. Палец-то всегда не наружу, а внутрь сгибается. Что поделаешь, если Бог нас такими сотворил...
— Да пошел ты со своими примерами!.. — фыркнул, ругнувшись на Канапию, Нургали.
— Перестаньте! — по-хозяйски призвал гостей к выдержке Мырзекен. — Слова вставить не даете, только и знаете, что свое мнение навязывать... Как будто нам не о чем больше поговорить... Как нынче с сеном-то? Беке, вы не прикидывали, хороший травостой в горах?
Бектемир даже не пошевелился, чтобы ответить, и тут снова шумно встрял Канапия:
— Мырзеке, трава-то поднимется, куда ей деться. Сколько живу в Мукуре, не припомню такого, чтобы трава не взошла... А вот наш спор чреват неприятными последствиями, есть опасность, что школа вообще без имени останется!
— Ну и пусть... С какой стати это тебя так беспокоит?
— Не-ет, земляки, раз уж в этой школе учатся наши дети и внуки, желательно, чтобы у нее было достойное имя... Например...
— Ну вот, опять он со своими примерами...
— Нуреке, не перебивайте меня! В следующем примере я не собираюсь вас касаться... Итак... а на чем я остановился?
— На примере...
— Да, к примеру... Фу ты, какой же пример я хотел привести?..
— А пес тебя знает, что еще ты собирался с грязью смешать...
— Встреваете вот так и человека с мысли сбиваете... Э-э, возьмем для примера совхоз. Наш аул именуется Мукуром, а вот совхоз назвали «Раздольным». Так удачно! Ведь если бы совхозу присвоили имя аула, это было бы абсолютно ни к селу ни к городу... А вот название «Раздольный» очень точно подходит... Настолько ярко весь его облик отражает!
— Тогда чье же имя нам следует присвоить школе? Разве нельзя этот вопрос решить без скандала, в мирном порядке?
— Оба названных человека действительно имеют заслуги перед народом, поэтому достойны почета и славы. И Ерекен, который вышел из камаев, и каргалдак Карекен... Любое из двух этих имен может с честью носить наша школа.
— Погоди, но ведь ей наверняка не дадут одновременно два имени?
— Естественно, присвоят только одно. Спросите, какое? Чтобы определиться с этим, нужно провести между двумя родами справедливое соревнование... да-да... честное, справедливое соревнование. А потом поставить вопрос на голосование — кто победит, тот и получит в итоге такое право.
— Значит, ты предлагаешь что-то наподобие выборов?
— Наше
