Жертва цивилизации - Аркадий Тимофеевич Аверченко
– Что вам угодно, барышни? – со вздохом спросил Андреев.
– Ай-ай-ай! – взвизгнули обе. – Разговаривает!
И, обезумевши от ужаса, бросились врассыпную.
На Тверскую Андреев не пошел. Накупил газет и, печальный, побрел в свой номер.
В первой газете, которую он развернул, было написано:
«Передают из достоверных источников, что Леонид Андреев находится в настоящее время в Антверпене. Писателю город очень понравился. Целыми днями его видят гуляющим по набережной и в гавани».
«А надо будет, в самом деле, когда-нибудь, – подумал Андреев, – проехаться в Антверпен. Вероятно, любопытный город». Отложил первую газету и взял другую.
«На днях в дружеской беседе Леонид Андреев, – сообщалось во второй газете, – восхищался немецким поэтом Бирбаумом. Он считает его одним из лучших представителей немецкой поэзии».
– Бирбаум… – прошептал Андреев. – Странная фамилия. Надо будет почитать что-нибудь Бирбаума…
Встал и, потянувшись, взглянул на часы.
– Ужасно однообразные газеты нынче… Восемь часов… Пойду-ка я куда-нибудь в театр повеселиться.
Вышел, сел на извозчика и сказал:
– Вези меня, братец, в какой-нибудь театр. Смерть хочется повеселиться. Хе-хе…
– В Художественный? – спросил извозчик.
– Можно и в Художественный. Впрочем, нет, брат. Там идет моя «Анатема». Вези куда-нибудь в другое место. К Коршу, что ли.
Приехав в коршевский театр, Андреев купил билет и на цыпочках вошел в зрительный зал.
На сцене стоял актер в студенческом мундире, страстно взывая к актрисе:
– Оль-Оль! Я люблю тебя! Посмотри на эти Воробьевы горы…
– «Дни нашей жизни», – разочарованно прошептал Андреев. – Экая незадача!
Неприятная горечь накоплялась в груди и комком подкатывала к горлу.
Он встал, вышел на улицу и сел на другого извозчика.
– Вези меня, голубчик, в какой-нибудь театр, кроме Художественного и Солодовниковского.
– Пожалуйте!
Подойдя к кассе третьего театра, Андреев взял билет и спросил кассиршу:
– А что сегодня идет?
– «Анфиса» Леонида Андреева. Очень хорошая вещь.
Андреев скомкал билет и со стоном выбежал на улицу.
– Есть еще один театр, – сказал он сам себе, – но у меня и пьеса еще одна есть: «Жизнь человека». Я уверен, что наткнусь именно на нее. И еще один есть театр. Но туда не стоит и показываться: там, я знаю, – «Черные маски».
Во взоре его светилось отчаянье.
Громадный равнодушный город катил перед ним тысячные людские волны, громадный город заключал в себе массу развлечений, но – все они были не для него.
– Для всех, кроме него! Ха-ха!
Чем дальше, тем все больше и больше ему хотелось повеселиться… Взгляд его упал на гигантскую огненную вывеску:
СИНЕМАТОГРАФ
«МОДЕРН»
«Пойду я хоть в синематограф», – подумал несчастный и уныло побрел в иллюминованный подъезд.
* * *
Через минуту публика в ужасе шарахнулась от какого-то невысокого черного человека, который со страдальческим воем, расталкивая всех, бросился к выходу.
В синематографе демонстрировали сенсационную картину:
ЛЕОНИД АНДРЕЕВ
У себя на даче.
Только самое короткое время!
Леонид Андреев на моторной лодке.
РЕДКОЕ ЗРЕЛИЩЕ!
Леонид Андреев и Оскар Норвежский за чаем!
Леонид Андреев говорит в граммофон.
Невозможное стало возможным!
СПЕШИТЕ
СМОТРЕТЬ!
На лице Андреева застыла мертвенная скука; в глазах виднелось страдание. Он махнул рукой и пошел на вокзал написать жене письмо, – что завтра выезжает обратно.
– Открыточку? – спросила его продавщица в вокзальном киоске. – Вот, пожалуйста… Не желаете ли: Леонид Андреев, последний выпуск.
Андреев, шатаясь, отошел от киоска, опустился на колени и, воздев руки кверху, заплакал:
– Господи! За что ты меня проклял?!
Служитель муз
– К вам можно?
Не дожидаясь ответа, ко мне в кабинет боком протиснулся высокий парень с тупым взглядом исподлобья и порывистыми, без всякой логики, движениями.
– Это вы самый и есть редактор?
– Не скрою… Я, действительно, немного замешан в этом деле.
– Так. Странно только, что лицо у вас не редакторское. Такое, какое-то… недалекое.
– Послушайте…
– Да вы не обижайтесь… Ведь я не ставлю вам этого в вину.
– Что вам нужно?
– Принес стихи!
– Хорошо… Оставьте! Ответ через две недели…
– Э, нет! Мы эти штуки знаем… Я хочу, чтобы вы их сейчас прочли.
Будучи втайне зол на посетителя за его отзыв о моем лице, я решил затянуть ответ еще больше, чем на две недели.
– Зайдите как-нибудь зимою. Тогда я… Впрочем, можно прочесть их и сейчас!
Последняя фраза была произнесена мной невольно, после того как я поднял глаза на посетителя и увидел направленное на меня дуло револьвера.
Съежившись, я небрежно спросил:
– Вы хотите показать мне систему вашего револьвера?
– Нет, я хочу показать свою систему беседы с людьми вашего пошиба. Скажите, хотели бы вы получить кусок свинца в лоб?
Я категорически отказался от этого.
– Во-первых, мне сейчас некогда! Затем, ваше предложение так неожиданно… Я подумаю. Зайдите на днях.
– Да ты стихи прочтешь или нет?! – заревел посетитель, потрясая револьвером.
– Конечно, конечно… Я уверен, что стихи ваши превосходного сорта.
– Еще бы! Эй! Убери от звонка лапу, а то я ее перешибу!!
– Вы думаете, я хотел позвонить? Глубоко ошибаетесь… Какой у вас красивый почерк!
– Нужно быть упадочником и дегенератом, чтобы, держа такое произведение в руках, восхищаться только почерком. Читай, – только с чувством!
Я исполнил его приказание лишь наполовину, потому, что стал читать рукопись с чувством глубокого отвращения. Она начиналась так:
Что вы жирные? Что серые?
Дьявол вас на свет призвал…
Думы – мыши… вас без меры я
Ненавидел. Целовал.
Ваш овал.
Как шаман, я дик, я страшен —
Не хочу в подвал,
Одинок, я в зубьях башен
Черепа овал
Целовал!..
Закрывши глаза и приложив в рассеянности револьвер к животу, поэт наслаждался музыкой своих стихов. Я хотел потихоньку дернуть его за руку, палец которой был на курке, но поэт открыл один глаз и вопросительно посмотрел на меня.
– Читали вы что-нибудь подобное?
Совершенно искренно я ответил:
– Ничего подобного я не читал.
– То-то же… Вы третью строку поняли?
– Ах, это где мыши?.. Очень, очень мило.
– Вы поняли, что такое мыши?
– Как же! Это такие серые животные из породы грызунов, которые…
– Боже! И такой человек – редактор! Ну, где у вас мозги? Я спрашиваю, где ваши мозги?
Боясь, чтобы он в поисках моих мозгов не вспомнил о револьвере, я поспешил замять этот щекотливый вопрос.
– А эта строка у вас – чудо, что такое!
Как шаман, я дик, я страшен…
Не хочу в подвал!
– Ты догадался, почему
