Идущая навстречу свету - Николай Иванович Ильинский
— А Блок? — неожиданно спросил кто-то из русской делегации.
— Что — Блок? — не понял Габриэль.
— Александр Блок, русский поэт… Он посвятил одно свое стихотворение Флоренции. — И турист стал читать наизусть:
Флоренция, ты ирис нежный;
По ком томился я один
Любовью длинной, безнадежной,
Весь день в пыли твоих Кашин?
О, сладко вспомнить безнадежность:
Мечтать и жить в твоей глуши;
Уйти в твой древний зной и в нежность
Своей стареющей души…
Но суждено нам разлучиться,
И через дальние края
Твой дымный ирис будет сниться,
Как юность ранняя моя.
— Чудные стихи! — кивнул Габриэль. — Жаль, что по-русски их не могут прочесть флорентийцы!..
— Стоило ли после этого флорентийцам, итальянцам вообще, идти с оружием в руках на поля России? — заметил мужчина, прочитавший стихи Блока.
— Не стоило, — твердо сказал гид. — Эта рана до сей поры болит у итальянцев…
Анна имя простое, можно сказать, интернациональное и в Тоскане. Поэтому родственникам Уго Умберто, сорокалетним Кларетте и Перле, не нужно было привыкать к русскому имени. Хозяева накрывали стол, но Фредо и Калоджеро мешали им своей бестолковой суетой и бесконечными разговорами: каждый из мужчин предлагал Анне лучшее местечко за столом. А на столе чего только не было: тосканские колбаски, ветчина, приготовленная без соли, кровяная колбаска буристо, свиное мясо, дичь, сыры, особенно овечий сыр пекорино, не говоря уж о винограде и прочих фруктах.
— А вино я предлагаю Брунелло-ди-Мольтачино, — поднял в руке бутылку сеньор Калоджеро, — удивительно вкусное вино!..
— Э, нет, — оттолкнул его руку с бутылкой Фредо, — пить будем Верначчо-ди-Сан-Джиминьяно!..
— Почему?! — с жаром возразил Калоджеро. — Тогда… тогда Вино-Нобиле-ди-Монтепульчано!..
— Да отстаньте вы! — накинулась на мужчин Кларетта. — Анна сама попробует и выберет… Не навязывайте ей свой вкус, приставалы!
Застолье текло весело и дружно, только звенели бокалы с вином, стучали вилки о тарелки. А когда пришли Орсо, Манфредо, Рамиро, стало еще веселее. Постепенно разговор о достоинствах того или иного вина перекинулся на тему о войне.
— Случилось это на Рождество в сорок первом году, — вспомнил Манфредо, наколов на вилку кусочек колбаски и держа ее перед собой. — На позиции нашей Третьей подвижной дивизии русские предприняли мощную атаку… Мы так и назвали ее потом: «Первое рождественское сражение»… Атаку мы тогда отбили, но сколько осталось наших солдат в окровавленном снегу — страшно вспоминать… Вместо пирровой победы офицеры начали атаку пирровым сопротивлением…
— Ради чего?! — пригубив вино, спросил, скорее, сам себя Рамиро.
— А еще считаешься мудрым, Рамиро! — усмехнулся Орсо. — Ради Бенито Муссолини…
Анне нравилась местность: много пологих холмов, затянутых легкой синеватой дымкой, с зелеными рощицами и многочисленными садами, а также с самыми высокими, по словам гида, в Италии горами: Монте-Прадо, Монте-Джово, Монте-Пизанино, Альпе-Тре-Потенце, гора Монте-Амиата.
— Эта гора — потухший вулкан! — поднял руку, словно предупреждая, и сверкнул глазами балабол гид, и Анна вспомнила школу, уроки по истории, на которых рассказывали об извержении Везувия в годы правления императора Тита, Везувий засыпал тогда пеплом городя Помпеи и Геркуланум.
— Вместе с людьми?!..
— Вместе!..
— Бедные!..
— У Брюллова картина есть «Последний день Помпеи»…
— А море далеко отсюда?
— Нет, — откликнулся Габриэль, — но я вас к морю не повезу, не предусмотрено. Если вы захотите, то можете заехать в городок Кастелло-ди-Бролио — место рождения современного виноделия, где производится вино Кьянти. Именно здесь в 1870 году барон Беттино Риказоли открыл оригинальный рецепт приготовления самого известного в мире итальянского вина. Для получения божественного напитка он взял несколько определенных сортов винограда, как красного, так и белого, а чтобы добиться характерного вкуса и аромата, добавил в бочки изюм. Не такой уж и сложный состав, но настоящее вино можно отведать только там, среди холмов Кьянти, где к божественному аромату винограда добавлены тосканский воздух и итальянское солнце…
— Ох и любят они хвалить свое! — хихикали члены делегации.
— Не пробовали они нашего первака!..
— По самые края граненого бы!
— Вино даже на щеках его просачивается, видите, какие они у него пунцовые!
А гид без конца рассказывал об истории, о Древнем Риме, о непревзойденном римском праве, законе Двенадцати таблиц, его самых известных авторах: Папиниане, Гае, Павле, Ульпиане, Гереннии Модестине…
— Кстати, — не без гордости заметил Габриэль, сверкая глазами на участников русской делегации, — ваш Карл Маркс говорил, что человечество не прибавило ни одного нового понятия к римскому праву, настолько оно всеобъемлющее и универсальное!
— Но закона о марксовой прибавочной стоимости в римском праве не было, — заметил один из членов делегации, — а он-то как раз и объясняет основу эксплуатации человека человеком!
Гид вдруг начал вспоминать об остготах, византийцах, лонгобардах, франках, а когда заговорил о коммунах, у всех советских сразу стали ушки на макушке.
— Стало быть, и коммунисты уже в те далекие времена были?! — с торжеством и радостью наперебой заговорили они.
— Были! Еще раньше были, — усмехнулся Габриэль и вдруг неожиданно для всех добавил: — Иисус Христос, к примеру! За кого он пострадал? За бедных! За кого взошел на Голгофу? За обездоленных! Чем не коммунист? Я считаю, что он первый и главный на земле коммунист! Маркс, Энгельс и ваш Ленин — это уж потом. —
