Идущая навстречу свету - Николай Иванович Ильинский
— Знаю, Сашка, о том, что ты на пороге дембеля и у тебя нет работы. — такими словами встретил его Владимир. — Я разговаривал с нашим редактором, он хорошо к тебе относится, но вакантного места у нас пока нет. — С сочувствием посмотрел Белонович на коллегу по перу, беспомощно развел руками и вдруг, сменив минорный тон на мажорный, сказал: — Будем, как прежде, публиковать очерки под двумя фамилиями — знаю, что это не выход из положения, тебе не совсем нравится, но это временно… И вот тебе задание: поедешь в Вертелишки. там есть хороший материал, напишешь очерк, я даже название ему придумал: «Даруй, сынок»…
— Поеду, — безропотно согласился Александр и достал из папки несколько исписанных листов бумаги. — Времени у меня нет разбираться, а материал, кажется, приличный… О войне!..
— Кинь мне на стол, — неохотно, даже с некоторым пренебрежением сказал Белонович и кивнул головой в сторону заваленного бумагами стола. — Потом посмотрю…
Александр положил листы на стол рядом с чернильницей.
Оксана во всем слушалась брата, иначе и быть не могло, ведь она жила на квартире, которую он снимал. Но скоро он. как военный, старшина, собирался переезжать в квартиру государственную. Сам брат косо посматривал на взаимоотношения сестры с Александром, особенно после того вечера, когда отмечали победу' роты в соревновании по стрельбам. Что для него значил Званцов? Ноль! Рядовой, в оркестре тарелочник, пишет в газету заметки, иногда освещает соревнования. Другое дело — Павел Зайцев, лейтенант, какой ни есть, но офицер, с квартирной перспективой, а там, чем ангел не шутит, пока дьявол спит, появится рост в чинах, может со временем до трех больших звездочек на погонах взлететь. Не все полковники чернявые, есть белобрысые и даже рыжие. как Зайцев. А родственник со звездами на погонах для старшины, если прикинуты — удача!
Оксана вроде бы всегда была на стороне брата. Но любовь зла, полюбишь и… Однако рядовой Званцов вовсе не похож на рогатого и бодато-го — он молодой, симпатичный, в оркестре играет, в газете публикуется. Александр и Оксана тайно договорились, что после демобилизации втайне от брата пойдут в загс и снимут квартиру. А когда Александр получит свое солдатскoe довольствие в несколько рублей, будет настоящий праздник, и ничего, что квартира пока не совсем уютная, зато с окном на Неман! «С милым рай и в шалаше», — часто повторяла про себя Оксана.
Осень открыла счет своим дням, а Званцов — новой, как он любил говорить, жизни на гражданке. Снял погоны, сменил наконец гимнастерку на клетчатую рубашку, а кирзовые тяжелые caпоги — на легкие недорогие туфли и устроился работать литсотрудником в районной газете.
— То, что ты работал в газете, — хорошо, — сказал ему, знакомясь, заместитель редактора Дворецкий. — Но то газета военная, там устав, секретность и другое, а у нас полная свобода… Давай-ка поезжай в Вертелишки, там что-то интересное затевается, напиши обо всем этом…
По законам того времени отслужившие в пограничном городе Гродно солдаты обязаны были уехать туда, откуда призывались. Александр был прописан в Гродно, отсюда он ушел в армию, здесь ему было разрешено жить и работать. От радости он был на седьмом небе, довольный, шел по улице и просто гак заглянул в книжный магазин, где купил новую повесть писателя Владимира Белоновича «Ракетница». Пригодился все-таки материал, найденный им в старом ящике редакции армейской газеты «Советский воин» и положенный на стол молодого писателя, который на основе фронтовых заметок написал увлекательную повесть.
IV
После армии Александр Званцов работал сотрудником в газете большого формата, да и материалы она публиковала на сельскую тему, а не на военную. В 1954 году вся страна слушала радиоточки, имеющиеся на столбах почти всех деревень. Из радиоточек лился звонкий, чистый и красивый голос Марии Мордасовой:
Через поле яровое,
Через темненьким лесок,
На целинные земельки
Ты лети, мой голосок!
В серебристом ручеечке
Мой платочек потонул,
Полюбила тракториста —
Он уехал в Барнаул.
Больше хлеба, хлеба, хлеба!
В 1963 году в стране было собрано зерна меньше, чем в предвоенном 1940 году Стали покупать зерно в других странах, мешки с мукой пошли из США, из Канады, Россия всегда была житницей если не всего мира, то европейских стран, а тут на тебе — едет Хрущев на отдых в Сочи и в поезде подсчитывает, сколько зерна поступит в закрома Родины в этом году. И не может свести концы с концами: никак не получается по тонне зерна на душу человека, а без этого какое уж тут строительство коммунизма, не помереть хоть бы с голоду! И па февральско-марговском пленуме ЦК КПСС решают: в ближайшие годы резко увеличить производство зерна, для этого освоить новые земли в Казахстане, где, по словам Хрущева, «курица дает больше дохода, чем лошадь», в Сибири, на Урале, в Поволжье. Даешь тринадцать миллионов гектаров! Каждый вечер Александр по долгу службы, как корреспондент, — на вокзале, где под музыку с шумом, смехом и песнями юноши и девушки заполняют зеленые пассажирские вагоны. Звонок, и поезд едет в романтическую даль. В Кремле Никита Сергеевич под дружные аплодисменты, переходящие в овации, говорит, подняв руку вверх: «Тринадцать тысяч гектаров — хорошо, а тридцать три тысячи — еще лучше…»
А Мордасова поет, продолжая звать молодежь в неведомые края, золотые от полновесного пшеничного зерна:
Первоклассный тракторист,
Как не погордиться мне!
Уезжал когда миленок,
На приеме был в Кремле.
Далеко уехал милый,
Сердце так волнуется:
Ох, боюсь, боюсь, Володя
В Барнауле влюбится.
Закипела там работа,
Загудели трактора,
Золотистыми хлебами
Зашумела целина.
Мне по радио недавно
Сказал милый: приезжай!
Убирать к нему поеду
Стопудовый урожай.
Охваченный всеобщим энтузиазмом, талантливый уральский композитор Евгений Родыгин и напишет песню «Едут новоселы», которую подхватит вся молодежь страны:
Родины просторы, горы и долины,
В серебро одетый, зимний лес грустит,
Едут новоселы по земле целинной,
Песня молодая далеко летит.
Ой ты, зима морозная,
Ноченька яснозвездная!
Скоро ли я увижу
