Почтальонша - Франческа Джанноне

Карло доехал до ворот Сан-Бьяджо – одного из старинных въездов в город – и припарковался на площади рядом с ними, между двух пар барочных колонн. Ворота венчали две каменные волчицы и герб Фердинанда IV, короля Неаполя.
Прошагав по брусчатке, отец с сыном миновали проем и вскоре добрались до типографии, притулившейся в переулке слева от церкви Сан-Маттео.
– Странная какая церковь, – заметил Роберто, задрав голову. – Гляди, пап: снизу выпуклая, а сверху – вогнутая, – и показал пальцем.
Карло на миг остановился, подняв взгляд.
– И правда, необычно. Твоей маме бы понравилось, – съязвил он и зашагал дальше.
Роберто плелся следом, то и дело оглядываясь на диковинное здание. У вывески «Коммерческая типография» Карло остановился и вошел внутрь. В сводчатом помещении пахло краской, на стенах пестрели афиши оперных спектаклей, поставленных в театре Политеама. Карло забрал этикетки, упакованные в коричневую бумагу, и сунул сверток подмышку.
– Пойдем-ка возьмем по пастиччотто[30] в «Альвино» на пьяцца Сант-Оронцо. Лучше, чем тут, во всем городе не найти! – подмигнул он сыну.
Не пройдя и сотни шагов, они очутились в кофейне, выходящей, как и прочие лавки, на мощеную площадь, в центре которой высилась колонна со статуей святого. Отец и сын уселись за столик снаружи, лицом к руинам древнеримского амфитеатра, раскопанного лишь несколькими годами раньше, в 1940-м. За амфитеатром располагалось монументальное здание с надписью «Национальный институт страхования»: его открыл лично Муссолини в 1920-х.
– А вот эта громадина маме точно бы не глянулась, – хмыкнул Роберто, глядя на особняк. Карло промолчал.
Они заказали два пастиччотто, кофе для Карло и лимонад для Роберто.
– Когда вы с мамой уже помиритесь? – спросил мальчик, откусывая от пирожного и пачкая губы лимонным кремом.
Откинувшись на жесткую спинку стула, Карло закурил сигару и смачно затянулся.
– А, вот к чему ты все о ней говоришь… Ну, от меня это никак не зависит, – ответил он. – Ты за нас не волнуйся. Это взрослые дела.
– Буду волноваться – я же с вами живу! – возразил Роберто. – Сил нет смотреть на ваши кислые физиономии. Может, уже разберетесь по-взрослому?
Он промокнул губы салфеткой. Карло с улыбкой взглянул на него. Надо же, подумал он, Анна вырастила сына своей копией: Роберто такой же бесцеремонный, на грани дерзости. За год мальчик здорово вымахал, словно только и ждал конца войны, чтобы наконец повзрослеть: почти догнал ростом самого Карло, детский голос со смешными писклявыми нотками остался в прошлом.
– Уж постараемся тебя не разочаровать, – усмехнулся Карло.
Они вернулись к машине и отправились в обратный путь, но, когда Карло свернул в сторону дома, Роберто воспротивился:
– Нет, пап, давай лучше на винодельню!
– Ты же вечно отнекиваешься, тебе там скучно, – удивился Карло.
– Ничего. Если заскучаю, скажу, отвезешь меня домой, – хихикнул Роберто.
Доехав до места, они выбрались из автомобиля. С пачкой этикеток подмышкой Карло вошел в ворота винодельни, радушно приветствуя рабочих.
Роберто шел следом, слегка ошарашенный царящей вокруг суетой.
– Раньше этой штуки тут не было, – вдруг произнес он, ткнув пальцем в укупорочную машину.
– Да, верно… – подтвердил Карло. – Пойдем, посмотришь поближе.
Сунув этикетки пробегавшему мимо работнику, он подошел к аппарату. В этот момент из погреба поднялся Даниэле – в кепке, с карандашом за ухом.
– Добрый день, синьор Карло, – поздоровался он.
Тот обернулся. И вдруг почувствовал, как у него подкашиваются ноги: впервые в жизни он оказался в одном помещении с обоими своими сыновьями. Они наверняка уже виделись – в церкви или на площади, – но близко знакомы не были: как-никак, Даниэле почти двадцать два, а Роберто – всего тринадцать. И Карло был уверен, что они никогда в жизни и словом не перемолвились: клясться бы не стал, просто чувствовал это. Теперь же им предстояло заговорить. Словно двум чужакам, случайно столкнувшимся друг с другом.
– А это Даниэле Карла, он у нас смотритель погребов, – представил его Карло.
Даниэле улыбнулся и, подойдя ближе, протянул руку.
– Привет.
– Привет, я Роберто…
– Да-да, это Роберто, мой сын, – торопливо перебил его Карло. Слишком уж торопливо.
Парни, казалось, ничего не заметили.
– А ты знаешь, как работает эта штука? – спросил Роберто у Даниэле, ткнув пальцем в укупорщик.
– Конечно. Хочешь, покажу?
Скрестив руки на груди и чувствуя, как бешено колотится сердце, Карло наблюдал за своими мальчиками. Даниэле взял одну из пустых бутылок, что стояли наготове, ожидая отправки в погреб, и пристроил ее на подставку машины.
– Видишь? – принялся объяснять он внимательно следящему за его действиями Роберто. – Сюда вставляешь пробку, нажимаешь на рычаг и заталкиваешь ее внутрь, чтобы вытеснить воздух.
– Вроде несложно. Дашь попробовать?
– Давай… Только осторожнее, не поранься. Я тебе помогу.
Он бережно положил свои ладони поверх ладоней Роберто и повел его руки, направляя пробку точно в горлышко.
– Вот так. Молодец, отлично справился! – воскликнул он.
Роберто поднял на Даниэле глаза и довольно заулыбался в ответ.
Они уже вновь сидели в «Фиате-1100», когда Карло вдруг сообщил, что забыл кое-что и должен вернуться. Удостоверившись, что поблизости нет рабочих, он достал из аппарата бутылку без этикетки – ту самую, что только что закупорили вместе его сыновья. Отнес ее к себе в кабинет, спрятал в нижний ящик стола и вернулся к машине.
* * *
Митинг, венчавший предвыборную кампанию, состоялся за два дня до голосования, 22 ноября. В центре площади Кастелло установили небольшую сцену: под порывами трамонтаны развевался флаг с эмблемой христианских демократов.
Еще несколько минут – и появится Карло Греко, объявил в микрофон мужчина в длинном черном пальто, распахнутом на объемистом животе; его редкие волосы трепал ветер. Анна огляделась в недоумении: где это носит Антонио с Агатой? Рядом с ней стоял Роберто, скрестив руки на груди и не сводя глаз с пустующей сцены.
– Может, они уже здесь, просто мы их не видим, – предположила Анна, продолжая обшаривать взглядом запруженную людьми площадь.
Неподалеку она заметила Кьяру, повисшую на руке жениха, который возвышался над ней на добрых полметра. Увидела она и Элену – та о чем-то шушукалась с сестрой возле бара «Кастелло», обе хихикали.
– Куда же они запропастились, черт возьми… – проворчала Анна.
– Хочешь, пойду поищу? – предложил Роберто.
– Да, будь добр, глянь.
Пока сын протискивался сквозь толпу, Анна приметила Кармелу – та как раз пробиралась к самой сцене. Следом двигались ее муж Никола и сын. Кармела щеголяла в меховой накидке, с очаровательной небрежностью наброшенной на правое плечо, в алом шерстяном платье – узком, с рукавами три четверти и юбкой до колен – и в шляпке с узкими полями из той же ткани. Губная помада в тон платью. Будто на светский раут собралась, а не на митинг, хмыкнула про себя Анна. Кармела бросила на нее взгляд и приветственно кивнула. Анна учтиво ответила тем же и вновь уставилась на сцену. Интересно, Карло все-таки выбрал костюм в полоску? Когда она уходила, муж как раз разглядывал два комплекта, разложенных на кровати: один полосатый, другой стального оттенка. Он явно нервничал – то и дело поправлял волосы и разглядывал костюмы так, словно от этого выбора зависела вся его жизнь.
– Надень в полоску, – посоветовала тогда Анна, просто чтобы вывести его из ступора.
– Думаешь,